Гэри Шмидт - Беда

– Сейчас где-нибудь остановлюсь, – сказал Чэй.

Генри не смотрел на него.

– Я ничего не ел.

– Можешь не объяснять, – сказал Генри. И взглянул на часы. Почти десять.

Почему большие города ночью так прекрасны? – подумал он. Может быть, все дело в огнях, внезапно появляющихся из темноты? Они сияли недалеко от шоссе в зданиях, которые, наверное, были заняты страховыми или бухгалтерскими фирмами, но сейчас благодаря желтому, оранжевому и белому свету внутри выглядели чудесными и экзотическими. В них было столько роскоши и тайны, словно они только что возникли здесь по мановению чьей-то волшебной палочки.

Чэй притормозил на съезде с трассы, и Чернуха проснулась. Генри услышал ее лай, а когда обернулся, она уже потягивалась, выпятив свою заднюю часть – и с трудом удерживая равновесие.

Они въехали в Портленд, почти безлюдный в это позднее время, и свернули на Коммершл-стрит, чтобы и дальше двигаться вдоль береговой линии. Здесь народу было побольше. В небольших ресторанчиках и кафе ярко горел свет и играла легкая музыка. За столиками на улице ужинали пары – молодые и постарше. Генри опустил стекло и вдохнул пряный запах моря.

Он помнил все – хотя это и происходило при дневном свете. Помнил, как гулял по этой улице с семьей, из года в год заходя в одни и те же магазины сувениров, игрушек и снаряжения для кайтсерфинга, а иногда – поскольку его отец считал, что лучшего занятия в отпуск не найти, – и в букинистические лавки, просто чтобы проверить, не удастся ли случайно напасть на след очередного средневекового манускрипта с очередным «Ad usum». Помнил, как родители впервые разрешили ему отправиться в город только с Франклином и Луизой, и как мать просила, чтобы они за ним присматривали, и как Франклин сказал: «Генри вполне может сам о себе позаботиться. Он уже не маленький», и как от счастья он чуть не взмыл в воздух, потому что его старший брат сказал, что он может сам о себе позаботиться. Он даже не брал Луизу за руку, когда они переходили шумные городские улицы, – он ведь уже не маленький!

Чэй доехал до конца Коммершл-стрит. Поглядел в зеркальце, потом быстро развернулся и покатил назад тем же путем. Он голодными глазами всматривался в рестораны.

– В конце улицы, перед поворотом обратно на Девяносто пятую, есть хорошая закусочная, – сказал Генри. – «Чаудер-хаус». Она должна быть еще открыта.

Чэй ничего не ответил. Они ехали медленно.

– Вон она, – сказал Генри. – И правда открыта. Стоянка там, подальше. Видишь?

Чэй въехал на полутемную стоянку и затормозил рядом с другим пикапом – ржавым, помятым и груженным старыми холщовыми сумками. Фары Чэя осветили рваный стикер на его бампере: «АМЕРИКА ДЛЯ АМЕРИКАНЦЕВ, ПОНЯЛ?» Чэй погасил фары, но не выключил двигатель. Его руки застыли на руле, а глаза не отрываясь смотрели в зеркальце заднего вида.

– Если ты думаешь, что к тебе выйдут принять заказ, можешь не надеяться, – сказал Генри. Он ткнул Санборна в плечо, чтобы тот проснулся, и взялся за ручку двери.

– Постой, – сказал Чэй.

Генри повернулся и выглянул в заднее окошко. Ничего. И тут он увидел, что к стоянке очень медленно ползет патрульная машина. Генри почувствовал, как рядом напрягся Чэй. Он почти слышал стук его сердца. Патрульная машина включила стоп-сигналы и еще больше замедлила ход. Чэй напрягся сильнее – казалось, он вот-вот взорвется. Да он на пределе, подумал Генри.

Потом стоп-сигналы потухли, и полиция проехала мимо.

– Подумаешь, полицейский, – сказал Генри. – У него нет никаких причин тебя останавливать. Разве что за тот твой дурацкий разворот в неположенном месте.

Чэй снял руки с руля и посмотрел на него, и Генри подумал, что, будь в кабине посветлее, он наверняка увидел бы сейчас такое же белое лицо, какое было в больнице у его брата.

– Полицейским не нужна причина, чтобы меня остановить, – сказал Чэй.

– Ага, – сказал Генри. И хлопнул Санборна по макушке: – Эй ты, соня! Есть хочешь?

– Принеси коктейль, – сказал Санборн. Хотя судить с уверенностью было трудно, потому что слова перемешались с зевком.

– Какой?

Молчание.

Генри вылез наружу и забрался в кузов. Чернуха уже извелась от нетерпения. Едва он отвязал ее, чтобы запихнуть в кабину к Санборну, она выдернула из его руки поводок, перемахнула через борт кузова и прыгнула прямо на Чэя – он тоже вылез, – подняв уши торчком, виляя хвостом, лая, пыхтя, скуля и визжа – и все только потому, что Чэй согласился их подвезти! Генри подумал, что она явно перегибает палку. Это было унизительно, тем более что Чэй стоял неподвижно, как скала, нахмурившись и подняв руки высоко над головой – хотя потом, словно приняв внезапное решение, опустился на колени и позволил Чернухе в абсолютном упоении облобызать ему все лицо, а сам в это время гладил ее тощие бока.