Жан-Луи Кюртис - Парадный этаж

В комнату вошла женщина. Иоганнес встал ей навстречу. Он коснулся губами ее щеки, спросил, хорошо ли она спала. Свидетель этой сцены догадался бы, что исполненная уважения, чуть ли не благоговейная встреча тоже являет собою часть ритуала, который эти двое свято соблюдают многие годы; а если бы свидетель не знал, что они муж и жена, он вряд ли сразу пришел бы к такому выводу, столь обходительно они держались друг с другом, разговаривали. Пожалуй, он подумал бы, что это брат и сестра или, еще вернее, старые друзья и один из них приехал погостить на несколько дней к другому; их отношения казались слишком сдержанными для любовников и слишком предупредительными для супругов.

Он осведомился о ее планах на день: в котором часу она думает вернуться? Не забыла ли про сегодняшний концерт?.. Паула ответила, что не только не забыла, но намеренно перенесла урок, дабы иметь возможность вернуться немного пораньше и собраться не торопясь. Она заметила, что им надо в самое ближайшее время пригласить на обед друга, которому они обязаны местами в концерт.

— В какой-то степени это будет ярмо, но Хейнц и Грета всегда так милы с нами…

Паула произнесла слово «ярмо» по-французски. Она частенько прибегала к французскому языку, которым оба они прекрасно владели, особенно Паула — она давала частные уроки. Беседа по-французски доставляла им удовольствие по многим причинам, и прежде всего потому, что это выделяло их среди других: ведь в минувшие времена французский язык был языком европейской элиты.

— Там соберется весь свет, — сказал Иоганнес. — Мы повидаемся с Хильдебрандтами, Омтедами, короче — со всеми…

Горничная внесла поднос с чаем. Они учтиво ответили на ее «доброе утро». Еще слава богу, что у них обоих было много учеников, и учеников богатых, и это позволяло им держать прислугу, как держали прислугу в их детстве и в ее, и в его семьях. Иоганнес любил повторять, что горничная — их единственная роскошь, единственное, от чего они не могли бы отказаться с легкостью.

— Да, там соберется цвет общества, — произнесла Паула с легкой иронией, словно желая подчеркнуть — они-то оба выше всех этих буржуазных предрассудков.

Он разлил чай, намазал маслом тосты; не переставая смаковать этот неприхотливый утренний завтрак, смаковать неторопливо, как люди, которым даже мелочи повседневной жизни тоже доставляют или могут доставлять удовольствие, и нужно выкроить время понаслаждаться ими, они обсуждали свои планы на день, когда и сколько у кого уроков, когда, в зависимости от этого, выкроить время для второго завтрака, для покупок… Они любили порядок, размеренность… Свидетель, который, возможно, не сумел бы с первого взгляда сообразить, что эти мужчина и женщина — супруги, тем не менее почувствовал бы, что они счастливы вместе или, во всяком случае, что у них, наверное, достаточно мудрости и самообладания, достаточно взаимной привязанности, чтобы при своем скромном достатке жить в относительной гармонии. Их вид во время чаепития, их неторопливая беседа об обыденных делах невольно приводили на память буддийских монахов, для которых тайна созерцательной жизни состоит в том, чтобы всегда быть полностью, разумом и чувствами, поглощенными своим занятием, даже если они всего лишь едят миску рису.

Иоганнес развернул газету, которую, как и каждое утро, горничная принесла им вместе с завтраком. Он пробежал глазами первую полосу. На вопрос жены, что в мире нового, ответил, что по сравнению со вчерашним днем — никаких особенных новостей. Пылающие очаги на земном шаре пребывают в том же состоянии, пламя не усилилось и не угасло. Во Франции волна забастовок парализовала металлургическую промышленность. По всей видимости, придется решительно отказаться от Кипра, Израиля и Ливана как объектов для туризма. Здесь, в Германии, новый террористический акт. На сей раз в Лейпциге. Двое убитых и около пятнадцати раненых… Словом, вот так: ничего особенного. Итог, скорее вселяющий оптимизм: всего лишь несколько кровавых столкновений в разных концах света, только две по временам вспыхивающих войны, один государственный переворот в маленькой стране «третьего мира», примерно четыре революции, из которых одна одержала победу, а остальные зачахли в зародыше. Ничего такого уж неприятного. Опять отсрочка.

— Отсрочка? — переспросила она, улыбнувшись этой небольшой вспышке присущего ему мрачного юмора.

— Да, отсрочка перед концом света.

— Кстати, об отпуске, — проговорила она минуту спустя, — ты только что сказал, что Ливан отпадает, но ведь мы туда и не собирались; а не пора ли нам подумать об отдыхе? Сейчас май…