Жан-Луи Кюртис - Парадный этаж

Тут Франсина воспользовалась небольшой паузой, чтобы вставить слово:

— Может быть, ты сразу скажешь нам, какое решение принято относительно раздела акций?

После этого вмешательства последовала несколько напряженная тишина. Бернар неторопливо поправил очки.

— Как вам известно, — сказал он, — я имею право изъять шесть процентов акций из доли брата. Я решил отказаться от этого, чтобы не ущемлять интересов своих племянников. Таким образом, мы — я и они — становимся равноправными совладельцами предприятия, как было и с их отцом. Что же касается меня, то я намерен все свои акции продать.

— Кому? — спросила Франсина. — Я и Арно имеем на них преимущественное право.

— Нет, ведь вы не являетесь и никогда не были моими компаньонами. Преимущественное право имеют ваши кузены Пьер и Луи. Впрочем, на какие деньги приобрели бы вы эти акции?

— Арно и я — твои наследники. И не вздумай нас ограбить. Существует закон.

Резкая, собранная, ощетинившаяся Франсина, судя по всему, решила идти напролом. Другие не обладали ее боеспособностью. Арно, опустив глаза, изучал носки своих ботинок с интересом, которого этот предмет, пожалуй, не заслуживал. Монель рассеянным взглядом блуждала по отделанному под мрамор потолку, весьма далекая от всего, что происходило под ним. Сесиль делала вид, будто что-то ищет и никак не может найти в своей сумочке. Гаэтан выглядел скучающим, угрюмым — завсегдатай шикарных клубов, которого вдруг вытащили на семейный совет. Оглядев эту галерею лиц, Бернар произнес:

— Мэтр Бертомье может проконсультировать тебя на этот счет. Ты и Арно получите в наследство в равных долях — если ваша мать и я не составим завещания — все, чем мы владеем. Но не акции предприятия, ибо ими я распоряжусь сам. Впрочем, по оценке экспертов, предприятие составляет немногим менее одной трети всего нашего состояния. Иными словами, это означает, что, даже проявив по отношению к вам щедрость, я вправе беспрепятственно расстаться с акциями: при двоих детях доля имущества, которой можно распоряжаться свободно, — это третья часть всего состояния. Мэтр Бертомье еще раз может полностью успокоить вас и по данному пункту.

— Выходит, мы не имеем никакого права на завод?

— Никакого.

— А можно узнать, не нашим ли кузенам ты собираешься уступить свои акции?

— Нет. По согласованию с ними и из соображений, которых я только что мельком коснулся, говоря о необходимости ввести новые методы управления, я уступаю их профсоюзному комитету предприятия, в качестве юридического лица представляющего коллектив наших рабочих и служащих. Таким образом, они станут совладельцами Пьера и Луи. Я убежден, что при сложившихся обстоятельствах это наилучший выход. И я не сомневаюсь, что вы тоже одобрите мое решение, поскольку оно вполне соответствует тем идеям относительно соучастия рабочих в прибылях предприятия, которые, как я часто слышал, пропагандировали вы, ты и Арно.

Последнюю фразу Бернар произнес несколько вкрадчивым голосом, словно сознавал, что затрагивает здесь некую догму религиозной морали или даже догмат веры.

Наступило довольно продолжительное молчание, которое было прервано мужем Франсины.

— Но в конце концов, — бойко сказал он, — все это решено без нас: а ведь можно было посоветоваться и с нами!

— Оставь, — каким-то тягучим, немного вульгарным голосом проговорила Франсина. — Ты же прекрасно видишь, они обстряпали дельце между собой, чтобы полностью отстранить нас от завода, лишить нас всяких прав на него… Но это еще не конец, я не собираюсь отступаться…

— Ты не одобряешь моего намерения приобщить к управлению предприятием наших служащих? — спросил Бернар. — А мне-то казалось, что я правильно понял, будто…

— Перестань издеваться надо мной! — закричала Франсина. — Если и есть какое-то противоречие между тем, что я говорю здесь, и тем, что говорю в других местах, мне на это наплевать! Не тебе меня судить, и никому другому! Я хочу сохранить то, чем владею, и получить то, что мне причитается.

— После моей смерти вы…

— Если нужно ждать твоей смерти, то, возможно, придется ждать долго. Слишком долго для меня. А я желаю распоряжаться своим состоянием сейчас.

Она выкрикнула эти слова пронзительным голосом, предвещавшим истерику. Мать и муж умоляли ее успокоиться. Потом Гаэтан повернулся к Бернару.

— Мне хотелось бы знать, — сказал он, — на какие средства профсоюзный комитет предприятия сможет приобрести акции? Где рабочие нашли несколько миллионов новых франков, которые им нужно выложить?