Артур Хейли - Перегрузка

Зато о какой-либо неопределенности по отношению к мужу говорить не приходилось. Оно было однозначно холодным. Казалось, что в душе она приняла какое-то окончательное решение, и теперь ей оставалось реализовывать задуманное. А вот что это было за решение и как оно скажется на нем самом, Ним понятия не имел. Сначала он внушал себе, что вся эта история не может его не беспокоить, но вскоре с грустью обнаружил, что ему безразлично. По крайней мере он не сильно переживал. Поэтому Ним не очень-то возражал, когда Руфь объявила, что сделала все, что наметила, и в конце недели уезжает. Ним отдавал себе отчет в том, что ему несвойственно было пускать вещи на самотек. Он по натуре был склонен быстро принимать решения, планируя свои действия заранее. Это качество принесло ему признание и успешное продвижение по службе. Но теперь, когда речь шла о его семейных делах, он испытывал какое-то странное нежелание что-либо предпринимать, а может быть, и трезво взглянуть на реальное положение вещей. Он уступал инициативу Руфи. Если она решит бросить его, чтобы затем подать на развод, что выглядело бы вполне логично и естественно, он не стал бы сопротивляться и даже отговаривать ее от этого шага. Однако он не намерен проявлять инициативу. По крайней мере пока. Когда Ним — это было не далее как вчера — спросил Руфь, готова ли она обсудить положение, создавшееся в их семье, она сказала:

— Мы с тобой только воображаем, что женаты. Мы даже не говорили об этом. Но думаю, что надо бы… Вероятно, когда вернусь.

— А чего откладывать? — спросил Ним.

— Нет, я дам знать, когда буду готова, — ответила она деловым тоном. И все.

Мысль о Леа и Бенджи частенько посещала Нима, когда он размышлял о вероятности развода. Разумеется, это стало бы для детей ужасным потрясением, и ему было грустно думать об их страданиях. Однако дети чаще всего нормально переносят разводы родителей, и Ним знал многих детей, которые относились к таким житейским передрягам как к неизбежной перемене в жизни. Видимо, в случае развода он мог бы общаться с Леа и Бенджи даже чаще, чем сейчас. Подобное случалось с целым рядом отцов, ушедших из семьи. Однако при всем этом надо дождаться возвращения Руфи, думал он, бесцельно бродя в пятницу вечером по пустому дому. Полчаса назад Ним позвонил Леа и Бенджи. Не без труда он уговорил своего тестя Арона Нойбергера, который допускал использование телефона по субботам разве что в экстренных случаях, подозвать детей к телефону. Ним продолжал названивать, пока тесть не уступил и не поднял трубку.

— Я хочу поговорить со своими детьми, — резко бросил Ним, — и плевать я хотел, если сегодня вторник Микки-Мауса.

Когда Леа через несколько минут подошла к телефону, она мягко упрекнула его:

— Папа, ты расстроил дедушку.

Ним порывался ответить: «Ну и хорошо», — однако у него хватило мудрости, чтобы воздержаться. Они поговорили о школе, о предстоящем соревновании по плаванию и о занятиях балетом. О Руфи ни слова. Ним чувствовал: Леа догадывается, что у них не все в порядке, но ей было как-то неловко задавать вопросы по такому поводу. После разговора с Бенджи он почувствовал раздражение, которое родители так часто вызывали у Нима.

— Пап, — сказал Бенджи, — а я пройду обряд бар мицва? Дедушка сказал, что я обязательно должен это сделать. А бабушка говорит, если я этого не сделаю, то никогда не стану настоящим евреем.

Черт бы побрал этих Нойбергеров! Вечно суют нос не в свое дело! Неужели нельзя быть просто любящими бабушкой и дедушкой, чтобы позаботиться о Леа и Бенджи пару недель, не вбивая им в голову мысли о религии? Это ведь даже неприлично так вот поспешно набрасываться на детей, покушаясь на родительские права Нима и Руфи. Ним сам хотел поговорить с Бенджи об этом, обговорить все спокойно, интеллигентно, по-мужски, не вываливать это на него с бухты-барахты. «Ну ладно, — поинтересовался внутренний голос, — почему же ты тогда этого не сделал? У тебя ведь было столько времени. Если бы ты это сделал, тебе бы не пришлось сейчас размышлять, как ответить на вопрос Бенджи».

— Никому не надо совершать обряд бар мицва, — сказал Ним как отрезал. — Я этого не делал. И то, что сказала твоя бабушка, — ерунда.

— Дедушка говорит, что мне многому придется научиться. — В голосе Бенджи все еще звучали нотки сомнения. — Он сказал, что с этой учебой мне надо было начинать значительно раньше.

Не звучал ли в настойчивом, еще не окрепшем голоске Бенджи упрек? По правде говоря, подумалось Ниму, очень даже возможно, вполне вероятно, что в свои десять лет Бенджи понимал куда больше, чем кажется взрослым. Поэтому не отражал ли вопрос Бенджи то же инстинктивное стремление к отождествлению себя с предками, которое ощущал и Ним, но которое он подавлял в себе, хотя и не полностью? Он не был уверен. Однако это не уменьшило его негодования по поводу того, каким образом проблема выплеснулась на поверхность. Хотя он заставил себя отказаться от еще одной резкости — просто от этого всем было бы не лучше, а хуже.