Анатолий Курчаткин - Солнце сияло

Ловец снова опустил руку в карман, и наша прогулка вертелом Москвы в направлении Арбатской площади продолжилась.

Теперь я понял Ловца, и мне расхотелось терзать его своими расспросами дальше. Но еще на один вопрос мне все же хотелось бы получить ответ.

— А если начать все сначала здесь? Об этом ты думал?

Он искоса глянул на меня — словно удивившись — и усмехнулся:

— А ты это всерьез?

— Всерьез, — подтвердил я.

— Нет, — сказал он, — ничего не удастся. Не начало девяностых. Все уже расхватано. Кто не урвал — тот уже ни с чем. Ладно, удалось кое-что спасти, не совсем с голой задницей полечу на другую сторону глобуса. Могло быть и хуже. А что у тебя с рекламным агентством? — прервав сам себя, спросил он.

— С рекламным агентством? — До меня не сразу дошло, о каком рекламном агентстве он спрашивает.

— Ну, можешь ты вернуться туда? Погулял-погулял — и снова к рулю.

— А! Снова к рулю. — Мне наконец стало ясно, какое агентство он имеет в виду. Нет у меня там уже ни руля, ни судна. Мне там уже ничего не принадлежит. Чужая собственность.

Конечно же, как ряженый наехал на Ловца и стал общипывать его, так что от Ловца полетели пух и перья, я тут же бросился к Лене Финько с покаянием. Каяться было в чем. Последние месяцы работы с Ловцом я не только не появлялся в агентстве, но даже ни разу не позвонил Лене. Как, впрочем, не звонил и он мне.

Была причина не звонить ему у меня, была и причина не звонить ему мне. Он все переоформил на себя. Конечно, мои подписи на всех документах по ликвидации прежней конторы были подделаны, но что же я, должен был затевать с ним судебную тяжбу? Чтоб провалиться в нее, как в болото?

Леня прекрасно понимал, что ни в какую тяжбу я не полезу. Но он еще и отказал мне в любой работе. Ему хотелось душевного комфорта, а я бы, появляясь в агентстве, мозолил ему глаза, был бы постоянной укоризной, будил в нем чувство вины.

— Извини, не мог и предположить, что у тебя там такой поворот, — сказал Ловец, когда я в нескольких словах объяснил ему, что у меня произошло с агентством. — И у тебя что, никакого заработка сейчас?

— Практически, — мгновенно просчитав в уме варианты, как ловчее уйти от прямого ответа, и не сумев придумать ничего гениального, отозвался я.

— А черт, — проговорил Ловец. — Я все о себе, а ведь и ты залетел изрядно.

— Я еще у тебя и в должниках, — сказал я.

— А, брось. Вот это брось. — Он вновь достал руку из кармана и отрицательным жестом поводил ею перед собой. Похоже, у него за это время появилась привычка, подкрепляя свои слова, жестикулировать, и довольно экспрессивно, — чего я прежде в нем не замечал. — Не знаю, кто кому должен. Может быть, на самом деле я тебе. Так что давай, есть предложение: по нулям.

Когда вам скашивают долг, а вам на самом деле и нечем его отдавать, вы будете отказываться?

— Хорошо, — сказал я. — Сочтемся славою.

— Славою? — покосился на меня Ловец. — Ну, насчет себя сомневаюсь. В деревню, к тетке, в глушь, в Канаду…

Так, разговаривая, мы дошли до здания бывшего родильного дома имени Грауэрмана, бывший родильный дом щерился на улицу множеством разномастных дверей, предлагая отовариться лучшими лекарствами мира в двухуровневой аптеке, приобрести эксклюзивные ювелирные украшения, поменять доллары на рубли или рубли на доллары, узенький тротуарчик вывел нас к боковой стене «Праги», еще несколько метров вдоль нее — и глазу открылся весь простор площади: сарай кинотеатра «Художественный» за дорогой, похожая на печатный пряник, неожиданного красного цвета станция метро «Арбатская» справа от него, квадратные горы белых «пентагоновских» зданий, каменная фигура Гоголя на пьедестале в створе бульвара в дальнем правом краю.

Мы пересекли перед носом у заворачивающих машин дорогу и оказались у спуска в переход, кишевший и здесь, на ступенях, и в полумраке подземной площадки уличными художниками, сидевшими перед своими мольбертами на раскладных стульях, панкующей детворой с радужными хохлами на головах, бедно одетыми попрошайками, застывшими в одинаковых согбенных позах с требовательно протянутыми вперед и заведенно трясущимися руками. У мощных чугунных перил, огораживающих тротуар от обрыва в туннель, по которому навстречу друг другу игрушечно неслись бликующие потоки машин, мы остановились.

— И что ты сейчас собираешься делать? — спросил меня Ловец.

Это был вопрос так вопрос. Я пожал плечами. У меня не было ответа.

— Поживем, — неопределенно протянул я. И решил отделаться шуткой: — Вот нового президента избрали. Теперь все по-новому станет.