Дельфина де Виган - Дельфина де Виган «Отрицание ночи»

Когда мы вернулись в Париж, Люсиль стала рисовать на стенах гостиной, служившей ей спальней, некую странную фреску ядовито-зеленого цвета на белом фоне. По крайней мере, так я ее запомнила – вымученную и жутковатую.

Однажды вечером Пабло, приятель Жюстин, позвонил в дверь – он принес целую корзину устриц, которую украл в какой-то лавке на бульваре Монмартр. И вот прохвост – еще потом имел наглость вернуться и попросить у ловца устриц и хозяина лавки лимон! Бедняга пожаловался вору на то, что стоит отвернуться, все сопрут…

Пабло открыл устрицы, и мы попировали.

В последующие дни Люсиль казалась мне более чем взволнованной.

Однажды вечером вместо ужина она подала нам замороженную клубнику, которую я с трудом разгрызла.

Несколько дней подряд Люсиль покупала очень много дорогих (я уточняла в своем дневнике) сладостей.

В январе, 29-го числа, Люсиль созвала меня и Манон на семейное таинственное совещание. Люсиль официально заявила нам, что обнаружила у себя телепатические способности. То есть она предугадывала происходящее и контролировала предметы, даже находясь от них на большом расстоянии. Только Люсиль произнесла эти слова, как из кухни раздался мышиный писк. Мама заявила, что может силой разума заставить мышей уйти, но тут же опомнилась: «Ах нет, ведь они не предметы!» (Фраза воспроизведена целиком в моем дневнике.) Где бы мы ни находились, она нас видела и на расстоянии защищала. Мы тоже обладали способностями. Манон была ведьмой, все слышала и умела расшифровывать сигналы опасности, которые нам посылал мир. Люсиль сказала, что Манон надо отвести к отоларингологу – тогда суперсила возрастет. А я была провозглашена Дельфийским оракулом, я предсказывала будущее. Однако мне следовало опасаться озвучивать дурные предзнаменования. Люсиль поднесла к моей шее лезвие ножниц, которые едва коснулись моей кожи. Я не дышала, я следила за маминой рукой. Наконец Люсиль опустилась в кресло и рассказала нам, что написала письмо известному психиатру и переправит письмо в этот же вечер безо всякой почты и марок, телепатическим способом.

На следующий день, как всегда по средам, мы отправились в Школу стоматологии. За Манон с утра взялись студенты с классическими «примочками», а мною занимались уже после полудня ортодонты. Когда мы уходили, Люсиль вдруг заявила, что на метро мы ехать не можем: парижский метрополитен не вполне в ее власти. Люсиль дала мне денег, чтобы мы взяли такси, поскольку парижские такси подчинялись ее сверхъестественным способностям. Ни одна машина якобы не ускользала от внимания Люсиль. На полном серьезе мама спросила у меня, предпочитаю ли я такси с женщиной или с мужчиной за рулем. Спустя несколько секунд напряженного мыслительного процесса я предпочла такси с шофером-женщиной. Мы с Манон даже не взглянули друг на друга и спустились по лестнице молча.

Моя мама была взрослой, моя мама много читала и много всего знала, моя мама была умной – как я могла предположить, что она несет полный бред? Мне было тринадцать лет, неуверенными шагами я направлялась к веренице машин, раздираемая между чувством уважения и чувством реальности, желанием, чтобы шофер оказался женщиной, и желанием, чтобы шофер оказался мужчиной. Что-то происходило, но не обретало четких очертаний, что-то ускользало от моего сознания. Внезапно мне пришла в голову идея – тайком поехать на метро, а позже вернуть маме деньги (мы никогда не брали такси, и мне эта роскошь казалась напрасной тратой денег), но я испугалась, что мама благодаря своим сверхъестественным способностям узнает о моем предательстве. Манон молчала. Скрепя сердце, мы приближались к началу очереди такси.

В первой машине за рулем сидел мужчина. Мы забрались на заднее сиденье и произнесли адрес – улица Гарансьер. Деньги, которые мне дала Люсиль, жгли ладони. Меня тошнило.

В тот же вечер Люсиль вернулась домой с подбитым глазом. Она объяснила, что Жак Лакан, великий психиатр, побил ее.

Лизбет приехала из Брюнуа с нами поужинать. Братья и сестры Люсиль беспокоились за нее, по телефону она говорила странные вещи, поэтому Лизбет отправили на разведку. Мама, с синяком вокруг глаза и страшно взволнованная, отвела нас в ресторан. В «Шартье» мы, как всегда, разделили стол с другими клиентами. Во время ужина Люсиль много болтала, смеялась, рыдала, тайком ела картофель фри с тарелки соседа, жестикулировала и постоянно покрикивала на официанта. Мама искренне полагала, будто официант специально заставляет нас ждать, злится на нас, на нее в особенности – она это уже раньше замечала…