Бернар Клавель - Тот, кто хотел увидеть море

Отец уже не спорил. Мать поняла, что он очень устал. Лицо его еще больше сморщилось; вокруг глаз были темные круги.

— Господи боже, — вздохнул он. — Кто бы это мог подумать всего пятнадцать лет назад!

Солдат ничего больше не сказал. Мать налила ему чашку кофе. Он поблагодарил, отрезал кусок хлеба и начал быстро есть.

Отец мешал ложечкой в чашке.

— Ты мешаешь, а сахара не клал, — заметила мать.

Отец положил два куска сахару в чашку и снова стал медленно мешать ложечкой. Мать все время следила за ним. Несколько минут она сдерживалась, потом все-таки сказала:

— Послушай, Гастон, пей, кофе остынет.

Отец отрицательно покачал головой, потом отхлебнул глоток.

— Послушай, что с тобой? — спросила она. — Почему ты не ешь?

— Я не голоден, — сказал он.

Она вздохнула. Солдат на минуту перестал есть. Мать подвинула к нему хлеб и масло.

— Кушайте, кушайте, после той дороги, что вы проделали, вы, верно, голодны.

Часть утра отец возился то в саду, то на кухне; потом не выдержал, взял лейку и пошел к калитке.

— Ты куда? — спросила мать.

— Пойду к фонтану. Я взял лейку, чтоб предлог был, посмотрю, что делается.

Она вернулась к солдату Гиймену, который все еще сидел на кухне. Они поглядели друг на друга, потом мать сказала:

— Ну, вот вам. Они здесь, и как будто ничего не изменилось.

— Не всюду это прошло так гладко.

— Так-то оно так, но если б я знала, я ни за что не отпустила бы сына неизвестно куда. Господи, где-то он сейчас?

Она рассказала, как уехал Жюльен, а потом словно про себя прибавила:

— Я не только отпустила его, я настояла, чтобы он уехал.

— Тут уж ничего не поделаешь, — сказал Гиймен. — Бывает и так: люди снялись с насиженного места, а на дороге в нескольких километрах от родного дома их убило. Часто дом стоит, а хозяина уже нет. Вот хотя бы неподалеку от Везуля нас обстреляли с самолетов. Все бросились в канаву. Первая волна прошла… Бух, бух, трах-тарарах. На дороге взрываются бомбы, но все целы. Около меня лежали старик со старухой, вижу, они встают, я кричу: «Куда вы! Это еще не конец!» Они испугались и вместо того, чтобы остаться в канаве, побежали к беседке в саду метрах в двадцати от дороги. Через несколько секунд вторая волна. Опять бух, бух, бух, и бомба прямым попаданием в беседку. Хотите верьте, хотите нет, в канаве никого даже не царапнуло, а от тех двоих только мокрое место осталось, ни стариков, ни беседки…

Мать молчала. Она впитывала слова солдата, который вдруг остановился, как будто в раздумье.

— Что вы хотите, все… судьба, — сказал он, немного запнувшись, — но, знаете, теперь они, пожалуй, уже не должны бомбить дороги. Когда дошло до такого положения, как сейчас, это уже не нужно.

— Ну, конечно, конечно, — сказала она.

Солдат, желая исправить свой промах, попытался рассказать что-нибудь более утешительное, но безуспешно. Мать все равно не слушала. В нее снова вселился страх. Она думала о Жюльене и мысленно твердила: «Моя вина. Он не хотел уезжать… Мне не надо было… Какая нелепость… Они пришли и никого не тронули…»

Солдат уже ничего не рассказывал. Немного погодя он спросил:

— Могу я вам чем-нибудь помочь? Меня стесняет, что я у вас вот так сижу и ничего не делаю.

Матери пришлось попросить, чтобы он повторил. Она была не на кухне, она была на дороге. Она видела только черную гудронированную дорогу и деревья, тень от которых была темная-претемная. Солдат повторил свой вопрос и прибавил:

— Теперь мне можно спокойно выйти из дому. Даже если сегодня я еще и не могу пуститься в путь, я…

Она перебила его. Ей вдруг представилось, что она на кухне одна. Она не знала этого человека, она смотрела на него, видела на нем рубашку своего сына, и ей казалось, что, пока он здесь, Жюльену не грозит никакая опасность. Нелепость, конечно, но эта мысль запала ей в душу, укрепилась в ней, как растение, которое всюду пускает корни.

— Нет, нет, поживите у нас, — сказала она. — Можете жить здесь, сколько хотите!

Это вырвалось у нее почти как крик. В ее голосе слышалась мольба. Солдат был, по-видимому, удивлен, но ограничился благодарностью.

— Спасибо, — сказал он. — Вы очень добры, мадам.

Мать хотела ответить, но услышала, как стукнула лейка, которую отец поставил на нижнюю ступеньку. Она вышла к нему.

— Ну что? — спросила она.

Отец махнул рукой.

— Напрасно мы его отправили. Они никого не трогают. — Он поднялся на две ступеньки и спросил: — Есть у тебя в ящике какое-нибудь лекарство от ангины?