Бернар Клавель - Тот, кто хотел увидеть море

— А вы, господин Дюбуа, бомбежек не боитесь?

— Ну, знаете, если каждый раз, как загудят сирены, ночью впотьмах бежать в убежище, это уже не жизнь, — ответил отец.

— Да и куда идти? — спросила мать. — Подвал у нас без сводов, что в нем, что в доме — все равно.

— Вот-вот, об этом мы и толкуем, — заметил один из соседей.

Но больше он ничего не прибавил, и остальные только поглядели на него. Наконец, отец изрек:

— Если уж подыхать, так лучше в своей постели.

— Но вы не один, — заметил Дюреле.

— А еще лучше вовсе не подыхать, — вставил другой сосед.

— А вот я, — сказала мать, — если будет бомбежка, сделаю так, как меня учил господин Пиола: лягу ничком прямо в саду.

Все взглянули на Пиола, который смущенно развел руками и пробормотал:

— Конечно… словом, если нет убежища… при условии, что вблизи нет домов…

— Вы говорите, если нет убежища, — прервал его Дюреле. — Только, мне думается, правы те, кто говорит, что хорошая щель…

Остальные поддержали его.

— Щель, вблизи которой нет ничего, что могло бы ее завалить… и бомба щели не снесет.

Говоря так, Дюреле смотрел на отца, а потом переводил взгляд на середину сада. Мать наблюдала за мужем. Она поняла, куда клонят соседи, и забеспокоилась. Отец молчал, но выражение его лица делалось все более замкнутым, взгляд — все суровее.

Среди соседей был невысокий блондин лет тридцати, по фамилии Робен, последним поселившийся в том же доме. Он служил бухгалтером. Отец его недолюбливал, хоть и не знал как следует. Несколько раз он говорил матери: «Этот, наверное, окопался. Он призывного возраста». Но жена Робена была хорошей покупательницей, от нее мать слышала, что муж ее признан негодным к военной службе. Мать знала, что отец, несмотря на это, продолжает питать неприязнь к Робену, чрезвычайно вежливому тщедушному человеку с холеными и очень бледными руками. Когда она увидела, что Робен собирается говорить, она испугалась.

— Не стоит терять два часа на всякие церемонии, — сказал Робен. — Вы, господин Дюбуа, отлично знаете, что мы обязаны подумать о своих женах и детях. Вы же сами понимаете, что нельзя вырыть щель посреди Школьной улицы.

Мужчины засмеялись, все, кроме отца, который еще помрачнел. Когда смех прекратился, Робен указал на середину сада и очень спокойно закончил:

— Щель надо вырыть вон там, посреди сада.

Последовало краткое молчание, мать тщетно искала, что бы сказать, но отец уже крикнул.

— Как? Щель там, где я на той неделе посеял сладкий горошек? Да вы что, смеетесь надо мной?!

Мать попробовала вмешаться, но отец разозлился не на шутку.

— Если вы за этим пришли, можете поворачивать обратно! — крикнул он.

Робен, все такой же спокойный, отошел на шаг и, слегка улыбаясь, посмотрел на отца.

— Не надо сердиться, господин Дюбуа, — сказал Дюреле, — перед тем как прийти, мы все обдумали, но другого выхода мы не видим.

— Что вы мне сказки рассказываете, — возмутился отец, — огороды не у меня одного.

Говоря так, он имел в виду Пиола. Тот мотнул головой в сторону своего сада.

— Я ничего не имею против, пусть роют щель у меня, но только вблизи есть дома и вдоль всего участка каменная ограда, — сказал он.

— Мы выроем щель, и вы тоже сможете туда прятаться, — прибавил Дюреле. — Это… это ведь для общей пользы.

— Для общей пользы, для общей пользы! — крикнул отец. — Полно вздор нести, мы меня просто смешите. Перекопать мой сад ради какой-то ерунды, когда я даже не провел воды из-за того, что канализация мне все вверх дном поставила бы!

— Но щель будет всего в несколько метров.

— Сказал нет, значит нет! — отрезал отец.

Мать чувствовала, как пот струится у нее по спине. Она попыталась вмешаться.

— В конце концов, Гастон, может быть… следовало бы… — дрожащим голосом пролепетала она.

Но отец и слушать не стал. Крепко сжав ручку заступа, он крикнул, обращаясь к соседям:

— Вы пришли всем скопом, может, думаете меня запугать, но пока я еще хозяин у себя в доме, так и знайте!

Мужчины переглянулись, и Дюреле решил вмешаться.

— Но, господин Дюбуа, вы не так истолковали наш приход, — сказал он. — Мы просим вас об одолжении и отлично знаем, что вы можете нам отказать. Это ваше неотъемлемое право.

Отец, который только что выпрямился, опять наклонился и оперся на ручку заступа.

— Понимаете, если бы дело касалось только нас, — снова начал Дюреле, — мы бы рассуждали точь-в-точь, как вы. Но ведь у нас в доме живут женщины и дети. И если случится беда, не хочется чувствовать себя виноватыми.