Бернар Клавель - Тот, кто хотел увидеть море

— Ну, опять разворчался… Ступай лучше отдохни.

Он замолчал. Мать смотрела на него. Худой, сутулый, лопатки торчат. При каждом вздохе под бледной кожей резко выступают и словно перекатываются ребра. Грудь впалая. Мускулы под его дряблой кожей, как скрученные натянутые канаты. Выше локтя кожа очень белая, она резко отграничена от загорелой кожи предплечья. Переодевшись, отец сразу вышел на балкон.

Мать готовила еду, накрывала на стол. Она несколько раз подходила к двери и смотрела на дорожку, ведущую к калитке. На деревьях набухали почки. Ранняя вишня уже цвела и светлым пятном выделялась на фоне домов, но забор кое-где еще был виден.

Мать давно чувствовала, что мужу хочется поговорить. Он не вставал с места, но то и дело переводил взгляд с сада на стол. Наконец он спросил:

— Почему ты накрыла только на двоих?

— Да просто так!

— Ты думаешь, он до двенадцати не приедет?

— Ничего я не думаю, — она немного помялась. — Ты разве знаешь, в котором часу приходят поезда?

— Я знаю, что есть утренний поезд.

— Ну что ж, если приедет, поставить еще тарелку недолго, — сказала она.

Отец больше ничего не сказал, и около двенадцати они сели за стол. Они ели молча, все время следя друг за другом.

Мать то и дело прислушивалась, но сдерживала себя и к балкону не подходила. Дверь была открыта, и теплый ветер порой доносил всякие звуки, в которых мать старалась разобраться. Если ей казалось, что скрипит калитка, она переставала жевать и слушала, затаив дыхание, затем, убедившись, что по дорожке никто не идет, опять принималась за еду.

Допив кофе, отец сейчас же поднялся наверх. И не успел он затворить за собой дверь спальни, как мать уже была на балконе. Она постояла там, потом спустилась в сад, дошла до дорожки, ведущей к калитке. Там она тоже постояла у самшита, не спуская глаз с калитки. Было начало второго, и Жюльен уже не мог прийти, разве что поезд опоздал. Следующий прибывал в пять вечера. Она это знала, и все же какая-то сила удерживала ее тут. Подождав немного, она вернулась на кухню, убрала со стола и уже опять была на своем посту.

На этот раз она прождала всего несколько минут. За калиткой показался Жюльен с чемоданом в руке. Мать сейчас же бросилась к нему. Он как будто не решался войти. Все же он осторожно открыл калитку и тихонько затворил ее за собой. Мать и сын встретились под большой грушей, ветви которой нависли над дорожкой. Мать долго не выпускала сына из объятий, потом чуть отодвинулась, чтобы лучше его рассмотреть.

— Ты похудел. И выглядишь утомленным.

Жюльен покосился в сторону дома.

— Папа лег? — спросил он.

— Да.

Казалось, у него на душе стало легче; он постарался улыбнуться.

— Что это ты приехал в такое неурочное время?

Жюльен криво усмехнулся.

— Я еще с ума не сошел, — сказал он. — Я предпочитаю поговорить сперва с тобой с глазу на глаз, и потому подождал, пока он пойдет отдыхать.

Мать покачала головой, как бы говоря «бедный мой сынок, как это тебе в голову пришло».

— Понимаешь, — продолжал Жюльен, — если ты думаешь, что отец сделает из этого трагедию, я лучше сразу смоюсь.

Мать подбоченилась и посмотрела на него, нахмурив брови.

— Ты уйдешь? Но, боже мой, куда?

Он пожал плечами.

— Не беспокойся, не пропаду.

Мать ничего не понимала. Она глубоко вздохнула.

— Скажи, пожалуйста, когда в последний раз отец тебя наказал или хотя бы отчитал как следует? — спросила она.

Жюльен как будто задумался.

— Он, конечно, не кричит. Но я предпочел бы, чтобы он изругал меня последними словами и больше об этом не поминал.

— Легко сказать, не поминал. А вот мне, наоборот, очень бы хотелось как следует об этом поговорить. То, что нам рассказал господин Мартен, не очень-то для тебя лестно.

Жюльен засмеялся. Но смех его звучал как-то фальшиво.

— Тебе смешно, а мне, знаешь, не до смеха, — сказала мать. — Наоборот. Уверяю тебя, меня это ужасно огорчает. А ты готов уже опять сбежать из дому. Вот тогда будет трагедия, но только для меня одной. А потом ты забываешь, что ты еще не взрослый.

Жюльен опустил голову. Голос матери звучал строго, хоть в нем и чувствовалась какая-то легкая дрожь.

— Я засмеялся потому, что другие смеялись. Говорят, там все обхохотались, когда господин Мартен, как медведь по клетке, метался из угла в угол по своей лавочке.

— Но ты все-таки отдаешь себе отчет, что ты натворил? Ведь он тебе доверял. Ты был доверенным лицом главы фирмы во время его отсутствия.