Ирвин Шоу - Две недели в другом городе

Они договорились о том, что в девять тридцать встретятся и пообедают вместе. Джек не торопился опустошить свой бокал, желая остаться трезвым для Вероники. Готов спорить, подумал Джек, ни один из присутствующих не может похвастаться тем, что сегодня днем ему довелось выслушать угрозу, подобную произнесенной Брезачем.

– Тель-Авив – удивительный город, – сказала пожилая матрона, живущая в Нью-Йорке. – Даже почтальоны там – евреи.

– Возьмите, к примеру, меня, – произнес молодой режиссер-итальянец, стоявший возле Мосса и Деспьера; ради сотрудника посольства он говорил по-французски. – Во мне смешаны черты двух этнических групп, населяющих Италию. Посмотрите на мой затылок.

Он повернулся, демонстрируя слушателям заднюю часть своей головы.

– Он плоский. Я родился в Венеции, мой отец венецианец. На севере Италии много швейцарцев, баварцев, тирольцев, это люди строгие, прямодушные, не отличающиеся красотой. Но лицом я похож на мать, она родом из Калабрии. Видите печальные темные сиротские глаза? Южный темперамент, чувство юмора, внезапные приливы энергии, долгие периоды бездействия. Обитатели севера практичны, они активны и, как большинство современных людей, не проявляют большого интереса к собственной личности. Южане – мечтатели и философы, лишенные деловой хватки, они – вымирающий интеллект Италии; без внешнего принуждения они никогда бы не стали пользоваться электрическими моторами или тракторами, они предпочли бы и поныне пахать деревянным плугом, приводимым в движение волом или ослом. Сочетание двух начал, воображения и деловитости, порождает взрывчатую, созидательную итальянскую смесь, способствующую реализации свежих идей. Дон Кихот и Эдисон, Генри Форд и Бенедетто Кроче [30]. Мы в любой момент способны совершить удивительное открытие. Даже сейчас мы можем многому научить Европу. Например– мы первыми оправились от потрясений войны. Спрашивается, почему? Да потому, что быстро признали себя побежденными. Поражение для итальянцев – вещь естественная, мы смирились с ним, как люди мирятся с плохой погодой. Не удалось одно, сказали мы себе, займемся другим. Французы же, эти рассудительные французы, – он с усмешкой поглядел на Деспьера, – до сих пор делают вид, будто они не потерпели поражения. Они вечно стоят в агрессивной позе и готовы броситься на каждого, кто скажет: «Вы проиграли». Они столь усердно защищают мифическое прошлое, что никак не могут шагнуть в настоящее. Я скажу вам кое-что еще об итальянцах и французах. Мир отпустил нам, итальянцам, наши грехи так быстро, потому что мы быстрее всех простили себя сами. Французы до сих пор не прощены – обратите внимание на ту горечь, что звучит и поныне в голосах ваших американских и английских друзей, а причина заключается в том, что французы сами не могут простить себе Ставиского, Блюма, линию Мажино, Петена, Лаваля, Дорио, даже де Голля [31]; итальянцы тем временем охотно простили себе не только свои поражения, но и победы – Аддис-Абебу, Гернику, Албанию, Грецию, Муссолини и короля, вторжение во Францию и тайную капитуляцию после сдачи Сицилии.

Слушая интеллигентный голос с легким акцентом, Джек думал: «Где ты был, когда Муссолини ораторствовал с балкона, как высоко ты вскидывал руку?»

– Что касается немцев, – продолжал режиссер, отчаянно жестикулируя, усмехаясь, восторгаясь собой, своими доводами, вниманием недавних врагов, – они, конечно, не испытывают потребности прощать себе что-либо. Они чувствуют, что были, как всегда, правы – разве ход истории это не подтверждает? – просто их одолела еще большая сила. Немцы – счастливая нация; их дух укрепляют две могущественные силы – чувство собственной правоты и жалость к себе…

Джек отошел от режиссера, извергающего поток полуправды; его раздражал красивый, складно говорящий человек с густой темной шевелюрой, манипулирующий набором четко определенных категорий – Север, Юг, плоский затылок, круглый затылок, бесплодные мечты, практическая деятельность, победители, побежденные, прощенные и непрощенные; после третьего бокала всякому понятию легко находилось место на полке.

Клара Делани, сидевшая у стены, затянутой шелком, улыбалась, делая вид, будто ее занимает то, о чем говорили по-итальянски люди, находившиеся неподалеку от женщины. Она перехватила взгляд Джека и махнула ему рукой. Он подошел к ней и поцеловал ее в щеку. Лишенная привлекательности, мертвенно-бледная, худая, Клара разменяла пятый десяток; она работала секретаршей Делани в годы его второго и третьего браков. У нее были выпуклые, слегка навыкате, темные глаза и обиженное выражение лица.