Сергей Саканский - Три источника (сборник)

Генка решил убить Леху не потому, что тот повесил его кота. Генка пришел к этой мысли логически, по цепочке стройных и неумолимых рассуждений.

Генке было десять, он перешел в четвертый класс и, находясь в числе Лехиных подхалимов (поскольку на дворе больше не куда было деться), давно и бессильно ненавидел Леху.

Последнее время они сблизились с Витькой, и как-то открылось, что и Витька тоже ненавидит Леху – уже год, с того раза, как Леха заставил всех по очереди плевать в лицо Витьке за то, что он… Витька уже не помнил, в чем провинился, но рожа Лехи, голос его, движения, – доводили Витьку до тошноты. Ему казалось, что Леха может в любую минуту ударить его, что, впрочем, он делал не так уж редко.

Генка и Витька крепко пожали друг другу руки. Их лица были суровыми, как у индейцев.

– Он не должен больше жить, – сказал Генка.

– Он не должен больше жить, – повторил Витька.

Во сне Генка видел, как Леха стоит, привязанный к дереву, а они зачитывают приговор, заранее написанный на листе.

– Ты фашист. Ты не человек. Мы решили убить тебя, как кошку, и проводим свое решение в жизнь.

Леха смеялся. Он вовсе не был связан. Из-за стволов зыркали веселые рожи его друзей. Они приближались… Генка проснулся с криком и увидел над собой лицо бабушки, внимательно рассматривающей его.

– Ты чего это? Описался, что ли? И бабушка унижающе пощупала постель, холодно задев ладонью его ляжку.

– Пошла вон! Вон! – заорал Генка, и такое обращение давно уже стало привычной для нее.

Иногда он испытывал острые приступы любви к ней и тоску – оттого, что она скоро умрет. Он не раз представлял ее смерть и, когда она спала, прислушивался, затаив дыхание, и порой ему казалось, что она уже умерла, но чаще, когда он видел ее, толстощекую и серую, слышал ее постанывающее дыхание, злоба овладевала им.

Все было иначе: бабушка умерла в больнице, в новогоднюю ночь; никого не было рядом – мы встречали Новый Год, зная, что она умрет в этом году, не зная, что она уже умерла. Я пил шампанское, мне было уже восемнадцать.

Генка придумал, что они выкопают яму в лесу, глубокую яму, а потом заманят Леху в лес, столкнут в яму и сверху забьют лопатами, закопают, застелют дерном и – никто не найдет.

Заманить Леху Генка решил так. Он скажет, что копал яму под штаб и нашел какой-то железный ящичек. Он снова завалил его землей, не решаясь вскрыть без Лехи.

Вот и всё. Леха, по-моему, никого не возьмет с собой – ведь это же клад. Мы пойдем вдвоем, а Витька уже будет ждать у ямы.

– А если заметят они, что он с нами отправился в лес? – спрашивал Витька, с тоской представляя, как ему придется быть в лесу одному.

– Мы будем тщательно следить. А если заметят, мы притворимся, что заблудились, – твердо отвечал Генка, уже видя, словно в кино, весь процесс казни.

– А если кто увидит яму, а потом, когда мы засыплем, скажет?

– Правильно. Поэтому надо замаскировать яму.

– А может, травою закроем мы яму, и кол там поставим заточенный, чтобы, свалился он сам и проткнулся, как мамонт?

– Дурак, – сказал Генка, не обратив внимания, что Витька от волнения говорит стихами, – Кто же знает, каким местом он упадет на кол? Может быть, он не умрет сразу, и будет орать, извиваться, и тогда все прибегут.

– А так он не будет орать?

– Дурак! Он же сразу оглушится.

– Ну вот… Он оглушится, мы забросаем землей его, пусть он умрет от земли, а не сами мы будем его убивать и лопатить.

Витька был против забивания Лехи лопатами – ему казалось, что Леха схватится за лопату и утащит его к себе в яму.

Витька был хилым, с тонкими, как у поганки, ножками: казалось, что они мягкие и могут в любую минуту, не выдержав тяжести туловища, вопреки логике суставов согнутся обратно.

Витьку ожидала невеселая жизнь, именно из-за маленького роста и дистрофической худобы. Он был так же лишен каких-либо талантов, как и слаб физически. Почему-то еще в детстве вбил себе в голову, что будет поэтом, начал писать стихи, подражая Агнии Барто, и собственные стихи ему нравились, но, когда он прочитал их ребятам во дворе, те подняли его на смех, а затем избили и по очереди плюнули ему в лицо… Да именно за стихи, – теперь он понял, хотя повод тогда был какой-то другой.

Витька кое-как закончил восемь классов, потом кулинарное училище, сходил в армию, оставив в Забайкалье четыре передних зуба, по первому же позыву женился на некрасивой, закомплексованной лимитчице, пытался сделать карьеру милиционера, но не нашел сил, выучился на обувного мастера и осел в районном ателье навсегда.