Олег Журавлев - Соска

— Да? А мне — вовсе нет. Вполне логичная ситуация для страны, у которой на государственное здравоохранение предусмотрено меньше бюджета, чем на цеха по разделке слонов. Девушка, вы закончили?

— Да…

Вилена, кряхтя, поднялась на ноги.

Полежаев принялся любоваться своими ногтями и делал это никак не меньше пяти минут.

— Кстати, что это, вы в игрушки играете? — как бы невзначай поинтересовался он, не отрываясь от созерцания.

— В смысле? — не понял Хабибуллин.

— Ну, вот же, из желтой пластмассы, в карман спрятали. Это что такое?

— Ах, это… Это диктофон такой, под игрушку.

— Диктофон? Смешной какой. Что только не напридумывают! Надо сыну такой же подарить. И что там на нем, музыка?

— Не совсем. Там рассказ.

— Рассказ? Во как! Любопытно. И чей? Ах… я, кажется… Уж не его ли?

Полежаев скосил глаза в сторону койки.

Хабибуллин утвердительно кивнул головой.

— Интересный? В смысле, длинный? Вы слушали?

— Слушал. Не очень длинный рассказ. Средний такой. Но интересный и адаптируется к жизни.

— Адаптационный? Обожаю такие вещи! Может, послушаем? Вилена Анатольевна… — Полежаев изогнулся в своем кресле-троне, чтобы посмотреть на женщину. — Вам интересно будет послушать? Послушаем, а потом отключим Свердлова от жизни. А то как-то неудобно, не прослушав. Может, последняя воля, так сказать… У вас как со временем?

Боже, что он несет! Отключим от жизни… — тревожно подумалось Вилене. — Да и я хороша: бросаюсь делать маникюр первому встречному. Все это как … во сне.

Вилена встала, выплеснула содержимое ванночки за разделочный стол и вытерла руки о свое платье.

— Нормально. Чем позже я исчезну, тем лучше. Только вот присесть хотелось бы…

Вилена растерянно обвела взглядом помещение.

На помощь ей пришел Хабибуллин. Он крупно прошагал через палату, открыл дверь с заиндевевшим иллюминатором и один за другим вынес из холодильной камеры два кресла на стальных ножках о трех колесиках. Дешевый кожзаменитель обшивки покрылся инеем, а на одном из кресел даже лопнул, оголив поролоновое нутро. Его врач взял себе.

— Так они же холодные! — с неподдельным ужасом воскликнула Вилена. — Брррррр!

— Не волнуйтесь вы так, Вилена Анатольевна, там подогрев есть. Вон, видите кнопку на подлокотнике?

Хабибуллин вежливо поместил на грудь Степана желтого пластмассового бегемота и вернулся на свое место. Все трое уютно уселись перед койкой, как будто рассказчик просто решил говорить лежа.

Полежаев слегка повернул голову в сторону доктора, который в своем низком кресле был на две головы ниже.

— Я надеюсь, там нет ничего такого… Тайного умысла или намека на несуществующую реальность. А то, знаете ли. Не люблю.

— Нет-нет! Просто один из его рассказов. Никак не относится.

— Ну ладно тогда, включайте!

Хабибуллин, пригнувшись, как в кинотеатре, пробежал до постели коматозного и включил диктофон.

— Раз, два, три… — раздался спокойный голос Степана из пасти бегемота.

— Громкость нормально? — спросил Хабибуллин, бегом возвращаясь на место, как фотограф, включивший фотоаппарат на замедленную съемку.

— Нормально! — кивнул Полежаев и невежливо захрустел попкорном.

И вот однажды случилось чудо.

Я скорее почувствовал, чем услышал — дверь за моей спиной открылась, — писал я на листе.

Я скорее почувствовал, чем услышал — дверь за моей спиной открылась.

Я скорее почувствовал… чем услышал… дверь за моей спиной… чем услышал…

За моей спиной… Почему за спиной? Вот же она — осталось толкнуть. И вообще, откуда я знаю, что он в туалете?

Аэропорт был каким-то бесконечным и гулким. Перешептывания отъезжающих собирались вместе и висели гулким эхом где-то высоко под потолком. Я об этом вспомнил потом, выйдя из комы. Это и было чудом.

«Откуда я знаю, что он в туалете?» — снова подумал я и толкнул дверь с табличкой, на которой была мужская шляпа.

Откуда я знал, что он в туалете, — не имело ни малейшего значения. Знание это было во мне, и этого было достаточно.

Итак, я толкнул дверцу туалета. Он стоял спиной ко мне и мыл руки.

По «выражению» его спины я догадался, что он сразу же понял, кто вошел. Он не спеша повернулся ко мне. За этой неспешностью скрывалось огромное напряжение. Я чувствовал себя примерно так же.

Наверное, между нами существовало особое энергетическое поле, потому что меня «схватило» еще до того, как я толкнул дверь.

— Ты не должен меня бояться, — сказал я. — Я хочу тебе добра.