Олег Журавлев - Соска

А вы, господин Хабибуллин, сейчас пойдете к двери, чтобы убедиться, что за ней действительно коридор, а не спортивный зал.

В записи произошла пауза. Тишина, не настоящая, а воспроизводимая механикой, показалась особо гнетущей.

Хабибуллин оглянулся на Вилену. Потом вышел за штору, подошел к двери, открыл ее, выглянул наружу и прикрыл за собой.

— Какая все-таки это ерунда! Вот вы, Вилена Анатольевна, вы же только что ехали через весь город, стояли в пробках… так ведь?

Вилена сидела, сжавшись в комочек на бивне, и не отвечала.

— Тогда какие же мы персонажи, а? Я вот себя чувствую более реалистичным, чем он, — и Хабибуллин кивнул в сторону койки с неподвижным пациентом. — А палата эта, а койка, что, тоже выдумка? Тогда и тот, кто в койке…

Дверь резко распахнулась, взметнулась занавеска, и в палату вошел взмыленный Полежаев.

Ни слова не говоря, издатель уселся в кресло с огромной спинкой и потертой до блеска темно-желтой обивкой в цветочек, которое высилось чуть ли не до потолка. В качестве пледа на кресло была накинута прекрасно выделанная шкура карликового слона.

— Я не пропустил ничего интересного? Служебную машину попросили слетать в одно место, — пояснил он, перегнувшись через подлокотник, как король из сказки, — придется подождать десять минут.

Полежаев продел левую руку в хобот пледа и положил ее на подлокотник, вытянув пальцы.

Однако если взять вот это кресло, к примеру, — подумал Хабибуллин. — Я его воспринимаю совершенно естественно, хотя мне почему-то кажется, что минуту назад его здесь не было…

Вилена вдруг встрепенулась в своем углу, подошла к креслу, встала на колени и разложила на полу специальный маникюрный набор. Пододвинув под руку Полежаева изящный столик из пластмассы под красное дерево, она окунула кисть в эмалированную вазочку с теплой водой и начала аккуратно ее массировать.

— А мы? — спросила Вилена, приступая к маникюру.

— А что вы? — Диктофон опять ожил, как будто отвечал на заданный вопрос. — Вы — всего лишь бред моего мозга. Вы исчезнете, как только врач Хабибуллин нажмет на кнопку. А он на нее обязательно нажмет! Я так задумал.

А бегемот этот вообще говорит сам собой. Я его даже не включал…

Хабибуллин открыл пластиковую крышечку на животике бегемота, вынул батарейки и швырнул их в корзину для мусора.

Что же со мной происходит? Может, бросить все и бежать?

— Что за кнопка? — властно поинтересовался Полежаев.

— А?

Хабибуллин с трудом оторвался от своих мрачноватых размышлений и подошел к сложному прибору, который помещался в изголовье Степана.

— Вот она.

Он указал пальцем на темно-красную, как венозная кровь, кнопку. Рядом имелся пояснительный рисунок кнопка в профиль. Выдвинутое положение отмечалось сердечком, второе, вдавленное, было помечено черным значком: череп и скрещенные кости. В том смысле, что надавишь — убьет.

— Не перестаю удивляться, — воскликнул Полежаев. — И про кнопку-то он знает! Очень хитрый фокус. Создается впечатление, что этот доходяга не только как бы беседует с нами, но и уже был свидетелем этой сцены… Ай! Осторожнее, пожалуйста!

Вилена виновато посмотрела на щипчики.

— Затупились, что ли… Я закончила эту руку. Поменяйте хобот, пожалуйста.

— Вот и отлично. Сейчас машина моя подойдет, я вас подброшу. Хотя вы говорили, что на своей приехали? Рафаэль Рустамович, я надеюсь, эта запись на вас не особенно сильно повлияла? А то я и сам на кнопку нажму. Не вопрос.

А вдруг мы взаправду только и есть, что его сон? Ненастоящие? — подумала Вилена, принимаясь за вторую руку.

— А вдруг мы, взаправду, только сон? Ненастоящие? — спросила Вилена, ловко орудуя пилочкой.

— Вилена Анатольевна имела в виду — ненастоящие здесь и сейчас, — уточнил Хабибуллин, хотя, возможно, маникюрша этого и не имела в виду. — А на самом деле мы живем преспокойно в другом месте. Ну как у него, — кивнул врач в сторону лежащего. — Тело растянуто во времени, пласты и все такое.

— Как же я могу быть ненастоящим, если я сижу в кресле, мне душно в плаще и больно, когда эта неумеха отрезает заусенцы тупыми щипцами, ай!

— Да я-то тоже уверен, что я настоящий…

Хабибуллин потрепал сам себя за щеку и с силой прикусил губы.

— Только почему-то мне кажется…

— И я настоящая! — торопливо вставила Вилена.

— Только почему-то мне кажется… Вот если я подумаю о себе, о доме, о жене, о клинике, то все это существует как бы вообще, как блок информации, находящийся в моем мозгу. А как только я пытаюсь подумать о чем-нибудь конкретно, как бы вычленить элемент из массы моего знания, рассмотреть поближе, то как-то не получается… И потом, хотя я и прекрасно осведомлен о том, что из-за недостатка у клиники средств Степан Афанасьевич Свердлов помещен в цех по разделке падающих слонов, мне это кажется странноватым.