Олег Журавлев - Соска

Посередине улицы, на боку, лежал настоящий слон. Животное походило на огромный, сухой и потрескавшийся камень и, судя по всему, было мертво.

Степан пожал плечами и продолжил путь к метро, оглядываясь.

Станция называлась «Продвиженка». Степан несколько раз перечитал название, но, как ни старался, все равно получалась именно «Продвиженка». Перед лестницей, ведущей в андерграунд, в небрежной позе довольного собой человека, облокотившись о заплеванный парапет, стоял молодой серый мент в задранной фуражке. Блюститель общественного порядка искоса следил за людским потоком, почесывал затылок резиновой дубинкой и всячески делал вид, что стоит здесь потому, что так ему хочется.

Подавляя зевок, он лениво перехватил взгляд Степана. Перехватил-то лениво, да держал цепко, не отпускал… Степан как раз наступил на острую крышку от пивной банки и очень криво улыбнулся в ответ. Мент зевнул откровенно и отвернулся — решил не докапываться.

Степан сбежал по лестнице, не раздумывая перемахнул через турникет и успел в отходящий состав. Быстро сориентировавшись, он проехал несколько остановок и пересел на нужную линию. К счастью, вагон оказался битком набит, и никто не обращал внимания на неприличного пассажира, путешествующего в общественном транспорте босиком и в домашних трениках с отвисшими коленями.

Степану не хотелось размышлять о случившемся. Впрочем, лишь только он пытался это сделать, мысли упруго отскакивали, уводя на другие темы. Что-то странное происходило в Степиной голове. Вероятно, последствия падения с большой высоты.

Ничего, у него еще будет время подумать о скрипучей койке и о жопе тети Зины. Сейчас главное — благополучно добраться до дома…

Сейчас главное — благополучно и как можно скорее добраться до дома и надеть тапочки.

Выйдя на своей станции, Степан неуверенной спортивной трусцой побежал через микрорайон, стараясь не привлекать внимания и делать вид что он спортсмен, сбившийся с дороги.

Многоэтажки соединялись потрескавшимися асфальтными дорожками. Из трещин росли трава, одуванчики и окурки. Степан выбрал протоптанную тропинку: она шла напрямки и больше подходила спортсмену.

Через пять минут он устал и перешел на спортивную ходьбу. Странное дело, чем ближе был родной дом, тем менее значимым начинало казаться то, что с ним в это странное утро произошло. Воспоминания о палате, санитарке с разбитым ухом, проводках с присосками и удавшемся побеге как бы таяли и теряли значимость. Степан вяло уверял себя, что надо не забыть, донести, рассказать, но выраставшее перед ним родное третье строение, дом двадцать пять как-то совершенно естественно вытесняло из головы эти неприятные и ненужные воспоминания.

Перед дверью в подъезд очень некстати громоздилась Вилена и зорко осматривала жилой массив. Степан юркнул за мусорный бак.

Соседка с одиннадцатого напоминала статую погибшего мореплавателя, установленную здесь раз и навсегда, чтобы следить за порядком в микрорайоне. Хотя она и находилась всего лишь на первой ступеньке, Степану показалось, что женщина-мутант высится над всем районом.

Высматривала она, конечно же, его, поэтому беглецу пришлось дожидаться, пока огромной женщине все это надоест, и она отправится в продуктовый за молочными сосисками.

Так и случилось. Лишь когда ее монументальный зад исчез за углом, Степан осмелился вылезти из укрытия и заскочить в подъезд.

Лифт ждал его. Очутившись на лестничной площадке своего седьмого этажа, Степан перевел дух. Дверь в квартиру была приоткрыта, и оттуда распространялся запах домашнего уюта с привкусом фирменного Тамариного кофе, который он так любил.

Степан посмотрел на часы, но их на запястье не было. Тогда он зачесал волосы пятерней, заправил выбившуюся из треников майку, захлопнул крышку мусоропровода, которую кто-то нехороший забыл закрыть, и уверенно вошел к себе, хлопнув дверью.

Вместе с этим хлопком Степан как будто разом поставил точку на происшествии этого утра. О нем не обязательно помнить, про него никому не нужно знать. Его просто не было! Точка.

Джойс выбежал из кухни, болтая хвостом-колбасой, наспех обнюхал его треники и убежал.

Степан прошлепал в комнату Велимира и подозрительно принюхался. Пахло умиротворенно, невинно. Степан распахнул занавески, никакой решетки. Открыл окно. В комнату ворвался свежий воздух и шумы двора. Рассеянно провел рукой по обоям, поправил покосившуюся бумажную люстру-шар с черными и красными иероглифами, собрал разбросанные по полу карандаши. Затем посмотрел на совсем маленькую кроватку с лакированной деревянной спинкой, на шкаф с распахнутой дверкой (из нее свешивалось пластмассовое ружье ковбойского типа, вот-вот готовое упасть) и отправился на кухню.