Олег Журавлев - Соска

— Робин, блин, Гуд, будет хуже.

— Будет. А стрелы отравленные. Нигде не работал, днями напролет по дворам да скверикам «плохих» искал. Находил. Сколько их, кстати?

— Восемь. Это те, про которых мы знаем.

— Восемь… Неплохо. Но ищите дальше, по-моему, их больше. Бомжем настоящим стал, спился, изменился до неузнаваемости. Сдвинулся слегка по фазе, конечно.

Степан сделал паузу и поймал взгляд Полежаева.

— А недавно им заинтересовался Одинцов.

— Что? — почти закричал пораженный Усач. — Одинцов? А Пруха-то здесь при чем? С его-то миллионами! И откуда у тебя могут быть ТАКИЕ данные, если ты об этой истории пять минут назад узнал?! Это уж, Степа, слишком. Не верю!

— Не верь.

Полежаев возбужденно забегал по кабинету.

— Пруха… Да даже если эти золотые яйца и стоят там пару сотен тысяч баксов, зачем они Прухе понадобились?

— Значит, понадобились. Ты же знаешь, когда лаве перестает быть целью, появляются цели другие. Власть, например. Или жажда владеть редким, уникальным. А может, подсчитал он, что, получив лицензию на препарат, отобьет в недалеком будущем миллиард. Или просто захотел заработать быстренько пару сотен бакинских. Плохо, что ли, пару сотен тысяч неучтеночки?

— Да нет, не плохо, я разве против?

— Ну, вот и все. А Алексей опустился крепко. Ниже, пожалуй, некуда. Вот такая история.

— Да уж. Последние две его жертвы вообще бомжихи со стажем. Воняют — жуть. Как он их смог! У него от алкоголя, как бы это поприличнее сказать, боеголовка не наводится, наверное…

— Наводится, Гена.

— В смысле?

— В прямом. Поверь мне на слово. А обитает Алеша наш в подвале дома номер десять бис по Демидовскому шоссе. Вы его отмойте, отогрейте и используйте для нашей новой российской науки. А мне еще нужно… Черт! — Степан посмотрел на часы, глаза его округлились. — Д е бил!

— Что такое, Норамстрадус? Ты меня не пугай.

— Вот ведь, забыл совсем! Все ты с твоими загадками!

Степан схватил телефон и набрал домашний номер. Полежаев с тревогой следил за действиями всезнающего приятеля.

— Велимир, это ты! — Степан облегченно перевел дух. — Слава богу! Нет, ничего не случилось, малой. Ты что, все еще не в школе? Дай-ка быстро мне маму.

— Мама! Мама! — услышался в трубке до боли родной голосочек.

Тамара взяла трубку.

— Алло?

Голос показался Степану странным.

— Томка, это я. Я у Полежаева, головоломки его решаю. Короче, ты про утреннюю разборку эту мне не напоминай, ладно? Погорячился я. Официально прошу прощения. Все в порядке, пассажир этот свалил и больше, надеюсь, не появится. Слушай, я же там пистолет забыл в спальне, на тумбочке! Ты его спрячь от Велика, пожалуйста. От греха подальше.

После странной паузы он услышал в ответ.

— Не смешно!

В ухо Степану застучались быстрые гудочки.

Лучшее утро в мире. Хочется улыбаться без причины и говорить добрые глупости. Кухня наполнена солнечным светом и существует отдельно от остального мира. Легкая занавеска раздувается и опадает, а в полураскрытое окно проникает еще свежий, но уже с теплой сердцевинкой ветерок. Снаружи из двора доносятся хлопки дверок машин, чей-то смех. Где-то заливается птица. Заливается так громко, что ее слышно на седьмом этаже. В доме напротив, если посмотреть на окна, которые не отражают солнце, вовсю идет утренняя кутерьма. За занавесками мелькают тени, народ готовится к рабочему дню.

В трусах и с газетой в руке Степан наслаждается дивным утром.

Тамара, присев возле раскрытого холодильника, достает из него всякую утреннюю вкуснятину: масло, варенье, молоко, облегченные йогурты для Велика, банку мясных консервов Джойса, которые она добавляет в сухой корм…

Умопомрачительно пахнет кофе.

Степан смотрит то на жену, то в газету. Пробегает заголовки. Большие страницы неудобные, приходится с ними воевать, чтобы перевернуть.

Тамара вдруг удивленно застывает с консервной банкой в руке. Удивленно хмурится, вчитываясь в этикетку. Ни дать ни взять археолог из фильма про мумии, откопавший не коровью кость.

— Ты видела! — восклицает Степан. — Вот это да. В Пруху стреляли!

— Что за пруха? Ты не в курсе, как это к нам в холодильник попало? — Тамара с недоумением ставит банку на прежнее место. — Похоже на корм для собак…

— Одинцов Семен, кличка Пруха. Я его на днях видел… Можно подумать, ты в первый раз «Педигри» увидела. Кстати, где он?

Степан отложил газету, сладко потянулся, хрустнув кое-где косточками, а потом пощелкал пальцами опущенной вниз руки, призывая Джойса.