Дэвид Галеф - Плоть

— Все зависит от того, как далеко они собираются зайти, — мрачно говорила Нэнси. — Кто знает, может быть, есть пяток каких-нибудь дурацких постановлений, которые он нарушил просто потому, что находился здесь.

Она продолжала яростно что-то записывать в блокноте, иногда поглядывая вверх, словно что-то вспоминая. Небо теперь было окончательно затянуто серыми тучами, предвещавшими неминуемый дождь. Поднявшийся ветер вырвал из рук Мэри записи Эрика и разбросал их по площади. Мы стали бесцельно торчащей здесь группой, лишившейся смысла и центра притяжения.

— На это, помнится, жаловались мне мои чехословацкие друзья, — сказал Джозеф, застегивая воротник черной куртки.

— Интересно, вернутся ли они еще раз? — сказала Мэри, которая и в самом деле казалась очень озабоченной.

Ее слова подсказали, что нам лучше уйти в какое-то другое место. Несколько человек, стоявших с краю, поспешно ушли.

В этот момент Нэнси закончила писать и закрыла блокнот.

— Слушайте, нам надо что-то делать. Эрик не имеет ни малейшего понятия, как работает американская юридическая система, и никто в участке не будет ему в этом помогать.

От толпы отделились еще несколько человек и пошли прочь. Стало ясно, что по большей части группа слушателей состояла из любопытствующих зевак. Все остальные остались, чувствуя важность происходящего. Нэнси продолжала:

— Все мы — свидетели, а это может помочь, хотя и не обязательно. Очень важно спланировать, что должно произойти дальше, а не пускать дело на самотек. Что, если нам встретиться в «Полька-Дот», ну, скажем, через пятнадцать минут?

Над группой пронесся согласный ропот. Холли, прижавшись к плечу Макса, что-то шепнула, но он лишь отрицательно покачал головой. Он в это время что-то записывал в новом блокноте, но я не думаю, что это каким-то образом соотносилось с записями, сделанными Нэнси. Когда Холли попыталась заглянуть в блокнот, Макс отвернулся. Она была раздражена, но ничего не сказала; еще одна женщина, павшая жертвой эксцентричности Макса. Наступила тишина, в которой был слышен лишь шум ветра, гулявшего в листве дубов у здания суда. Потом толпа, как выражался Дэн Разер, рассеялась. На площадь снова опустилась обычная монотонность субботнего дня.

— Не думаю, что надо идти всем сразу.

Мы сидели вокруг покрытого царапинами стола в «Полька-Дот», а Нэнси излагала, что и когда надо делать. На самом деле оказалось, что сделать можно не очень много. Холли хотела пойти в полицейский участок вместе с Максом и другими, чтобы заявить протест, а потом решила, что надо начать печатную кампанию за освобождение Эрика. Нэнси педагогическим тоном, выработанным годами работы со студентами-юристами, сказала, что первое делать не рекомендуется, а второе — совершенно не обязательно. Единственное, что должен был сделать кто-то из нас, — это отправиться в полицию, чтобы освободить Эрика под залог. Сделать это собралась сама Нэнси. Но если дело коснется необходимости опровергнуть надуманные и лживые обвинения, то в этом случае все мы могли бы выступить свидетелями, чтобы изложить правдивую историю происшествия. Все мы чувствовали, что участвуем в деле чреватом обвинением в подрывной деятельности.

«Полька-Дот» была самым подходящим местом для такой встречи. В каждом белом городке, таком как Оксфорд, должно быть такого рода заведение, которое уравновешивало бы модные лавки, церкви и социальные приличия, и «Полька-Дот» была местным ответом на местный истеблишмент. Надпись на входной раздвижной двери гласила: «Нет ботинок и рубашки — ну и что?» Каждый квадратный дюйм стен был покрыт граффити, постерами, бамперными стикерами и картинками — большая часть всего этого была родом из шестидесятых; почти все противоречило всяким понятиям о культуре, а некоторые образцы были и вовсе странными. Плакат против курения упоминал о влиянии никотина на седьмое измерение. Постер о наркотической эпидемии в Лос-Анджелесе демонстрировал четыре зада, обтянутые бикини. Один лозунг задавал простенький вопрос: «Ты сегодня обнимался с ядерным реактором?» Больше всего мне нравился стикер, прилепленный к кофейному автомату: «Бросьте мне что-нибудь, мистер».

Большую часть блюд здесь готовили из бобов, за исключением сырного пирога, который просто не имел права быть таким хорошим на таком расстоянии к югу от линии Мэйсона-Диксона. Владелец заведения, Энди Хиллмен, говорил, что спер рецепт этого пирога в бруклинской пекарне, когда встречался с поварихой, которая работала там на выпечке. Обслуживание было дружелюбным и ненавязчивым, и я частенько пил здесь травяной чай за столиком у двери, до того как познакомился со Сьюзен. Кафе занимало только половину крытого белой жестью здания, бывшего когда-то складом; вторую половину Энди превратил в кинотеатр, где показывал настоящие фильмы, а не гомогенизированный хлам, который крутили в «Синема-3» торгового центра. Билетером был молчаливый заика по имени Эрл, полный идиот во всем, что не касалось гениального подбора фильмов. Энди и его «Полька-Дот» существовали в Оксфорде уже больше десяти лет, и если некоторые граждане с удовольствием отправили бы его из города первым же поездом, то были и другие, которые хотели избрать Энди мэром.