Сергей Есин - Мемуары сорокалетнего

И началась их курортная жизнь. С утра пораньше они уезжали на автобусе на пляж, брали лежаки, занимали места под тентом, поближе к морю. Пряж был веселый, все больше студенты, молодожены, горожане и командированные, стремящиеся между делом еще и загореть. Лешечке понравилось море. Он купался, отсыпался, играл в карты со студентами.

Во вторую неделю отдыха навалилась на него хандра. Все показалось пресным и неинтересным, море — грязным, дорога на автобусе до пляжа — пыльной, очередь в столовую — бесконечной. И в это же время определилось у него какое-то расхождение с женой. Несколько раз делали они попытки переехать куда-нибудь в гостиницу ближе к морю, но каждый раз безуспешно. «Вот черт, — думал Лешечка, сидя в холле гостиницы в мягком кресле, пока Светлана вела переговоры, — есть деньги, а не истратишь». Тогда же припомнился ему давний разговор с Геннадием Михайловичем. Лешечке казалось, что где-нибудь в «Приморской» или «Жемчужине» у них по-настоящему наладилась бы жизнь. Утром они бы завтракали в буфете; прямо из гостиницы в купальных халатах — и это было припасено у заботливой Светланы — спускались бы на пляж; в обед, обмывшись под горячей водой в ванной, шли в гостиничный ресторан без очереди, без толкотни, ели бы холодную, со льдом, окрошку; вечером посиживали бы в баре или, уложив Шурика, ходили на концерты, в цирк. А так вечером из их прохладного «вблизи леса» не выберешься, сиди крути ручку телевизора. Попытались они съездить в парк Ривьера на концерт «Машина времени», но билетов не достали. И вообще что-то точило Лешечку, что-то сжимало душу. Злое ощущение, что ему что-то недодали в жизни, все отчетливее прикипало к его сознанию.

«Ну что же, — думал он, лежа на пляже, — так мне всю жизнь и крутить гайки?» И тут же поднималось мутное раздражение против жены: «Она-то всем довольна. Щебечет, возится с сыном, говорит, что счастлива, что свела много знакомств, что лучший отдых — это стабильность. Но она-то весь год видит белый свет: ходит по магазинам, ездит с ребятишками весною в парк и за город. Книжки читает, в курсе всего. Ну, конечно, она при семье, мы же вместе после рождения Шурика постановили, что ей лучше не работать, а заниматься домом, уютом. И она занимается. Сама в гараже погреб вырыла под картошку, и сама же оштукатурила, не чурается работы. Но ведь я, — чуть ли не кричал от острой обиды Лешечка, — весь день, весь день кручу гайки, обманываю людей, каждую минуту жду наряда ОБХСС, сделал из себя гада и жлоба».

Лешечка смотрит на жену. Крепкая, здоровая, ни капли лишнего жира, обняла за плечи Шурика и сидит лыбится со студентами.

Лешечка обводит глазами пляж. В мареве, поднимающемся от гальки, колышутся тени. От моря через удары набегающей волны доносятся радостные крики детей. Ему хочется взглянуть на все весело, непредвзято, хочется радоваться солнцу, морю, тому, что он здесь, за тысячу километров приехал. Он здоров, слава богу, и дети здоровы, какого ему еще рожна надо? Бирюльку, гостинец отняли у мальчика. На концерт не пустили. В автобусе жарко. Радуйся тому, что есть. Жизнь коротка. Разве каждый может не думать, сколько будет стоить обед в ресторане и одно кило винограда или сразу пять купить на рынке? Вон студентики коечки снимают, в сарайчиках спят, на лоджиях, в кухнях. Да это счастье иметь здесь, в Сочи, то, что имеет он. Но перед глазами спокойные, нарядно и легкомысленно одетые люди, спускающиеся по лестницам в кондиционированных вестибюлях, фуникулер, идущий с горы от санатория имени Орджоникидзе прямо на пляж, веселые лица в вагончиках. Перед глазами хлопает тент над полупустым, выдвинутом на сваях в море медицинском пляже санатория имени Мориса Тореза, и снова черные жлобские мысли загораживают Лешеньке рассудок. Он старается не думать, но злая муть не проходит. Он лежит на спине, солнце нещадно жжет живот, ноги, он знает, что обгорит, но не идет в воду.

«Хохочет, заливается. Конечно, ребята молодые, здоровые, а у него хоть плечи и грудь мускулистые, налитые, но живот дряблый, с жирком, ноги жидковаты. Ему некогда делать по утрам гимнастику, бегать по субботам и воскресеньям трусцой. Ему бы только за эти два дня отоспаться. Она довольна жизнью — что хотела, то и получила. Но ведь и за меня распорядилась. Ей что, помешал мой техникум? Она что, меня туда устраивала? Я еще до женитьбы в него поступил. А когда Шурик родился, она меня, видите ли, пожалела, проявила заботу».

Как в кино перед глазами у Лешечки встал тот вечер.