Сергей Есин - Мемуары сорокалетнего

Но это все мелочь, это лишь сахарок, чтобы присыпать хлеб с маслом. Главный добытчик — Федор Александрович. Вот это артист, это поэт своего дела! Вежлив, внимателен, раздевает только под аплодисменты жертвы. Сколько уловок и какое знание людей!

— Основную шестереночную пару для сороковки? К сожалению, дорогой человек, уже полгода к нам ничего не поступало. Вот для тридцатисильного двигателя — я вам за милую душу.

— Ну помогите! Я в долгу не останусь.

— Наш долг — вам помочь.

— Ну что-нибудь сделайте!

— Знаете что, дорогой, — Федор Александрович сама любезность, — сходите в цех к ребятам, может быть, они что-нибудь придумают. Лешу там поищите или Сережу.

Но Федор Александрович уже с восьми утра знает, что клиенту нужна основная пара. Еще только он открыл окошечко, как просунулась голова и спросила у Федора Александровича, который что-то старательно писал:

— Основную пару для сорокасилки поставите?

Не поднимая головы, Федор Александрович негромко говорит:

— Товарищи, давайте по порядку. Сначала заявки на развал и схождение. Есть на развал и схождение колес?

Это на сорок минут.

За эти сорок минут Федор Александрович уже сбегал в цех.

— Леша, возьми у меня в портфеле основную пару для сорокасилки.

— А сколько, Федя?

Федор Александрович выкидывает четыре пальца. Значит, в четыре раза дороже госцены — сто рублей. А сам мило и сдержанно:

— У нас с тобой, Леша, семьи, а накладные расходы так велики.

И снова Федор Александрович на своем рабочем месте.

— Инвалиды Великой Отечественной войны есть?

Этот народ умеет постоять за себя. С ними лучше по-хорошему, и если не помочь им, то хотя бы прикрыться ими. Очень хорошо с утра парочку или хотя бы одного загнать на подъемник. Они народ терпеливый. Их, главное, поднять на подъемник, что-нибудь отвинтить, а потом ребята могут отлучаться, выходить на двор, на площадку, на десять — пятнадцать минут, снова подходить к поднятым машинам, что-то не торопясь делать и снова бежать к основным клиентам. У инвалидов времени много. Для них важно, что их машины приняли в работу. Они потерпят. А зато ему, Федору Александровичу, очень удобно. Очередь из ничего не понимающих, еще не притерпевшихся к его системе клиентов растет, ропщет. Федор Александрович мастерски предотвращает скандал. В их деле главное — гласность. Как у врача: если пациенты все со слов врача о себе знают, они и потерпят.

— Товарищи, товарищи, оба подъемника заняты машинами инвалидов. Сейчас быстренько их отремонтируем и тогда займемся вами.

— Федор Александрович! (Это хороший признак, что искатель основной пары уже узнал его по имени. Он молодец, этот искатель, уже четыре часа на станции, на жаре. Он уже собрал всю информацию о цене дефицита, а основной пары у барыг, которые здесь же толкутся, не нашел. Его подержать еще пару часиков, и он созреет. По виду мужик, видимо, состоятельный.) Федор Александрович, у меня в коробке передач…

— Посмотрим, товарищ, обязательно посмотрим. А сейчас у нас обед.

Тем временем Лешечка вовсю шурует свои винты и гайки. Конечно, основной прибыток у него от коммерческой деятельности, но ведь надо и обычный производственный план выполнять, надо еще — кровь из носа — ходить в передовиках. Чтобы вымпел висел над его верстаком, в нижнем шкафчике которого хранится «товар».

«Все-таки ловкач, циркач Федор Александрович, — думает Лешечка, вспоминая о своем друге. — Никогда не ошибется. Впрочем, ему ошибиться, как саперу, — один раз. А если он ошибется, то и меня тряханут. Надо хоть «Жигули» на младшего брата переписать…» План выполняешь — претензий к тебе никаких ни по линии администрации, ни по линии общественных организаций. А как план выполнишь, если все время в цех ныряют разные личности и, потупясь, стоят возле тебя, ждут, когда ты обратишь на них внимание. А потом канючат: «Лешечка, а синхронизатор у вас не найдется? Лешечка, а «второго» и «четвертого» подшипника для передней ступицы у вас нет?»

И на все нужно время. Лешечка иногда пугается: спрос превышает предложение. Ведь надо вспомнить, где что у него лежит. Выбрать время, чтобы достать. А у него, как у сороки. Синхронизаторы — в металлоломе, подшипники — в ведре со слитым маслом, полуоси — во дворе под бочкой с водой и т. д. и т. п. Как бы ему умом не тронуться. Приходит домой нервный, замордованный. Он уже думал: может, составить себе коротенькую шпаргалочку — где что лежит, и другую — сколько за день он должен Федору Александровичу, а сколько тот ему. Но дома Светлана выслушала эти его затруднения и сказала: «Дурак ты, Леша. Никаких бумаг, никаких следов. Напрягись, но бери все на память. Не забывай: у тебя дети».