Видите ли, на худсовете она объявила, что сегодня ей, старой крашеной дуре, исполняется некоторое количество лет — будто все могли подумать, что тридцать или тридцать пять, а не под семьдесят — и вот по этому случаю просит она пожаловать всех ее товарищей по работе на чаепитие к ним в отдел. Все и пожаловали. Несколько заробели все от закуски, а тут из столов выплывают и стаканы, и горячительное. А ведь человек двенадцать пришли: главный инженер и председатель месткома и начальник ОТК. У нас на фабрике такого еще не было, чтобы в столь обширном обществе при начальстве да принародно распивать напитки. Все мнутся: вроде пришли на чай, чтобы почтить почетную даму, а тут некий сабантуй, замечание никому сделать неудобно, да вроде и выпивки только для приличия — две бутылки. Что две бутылки на двенадцать человек, из которых две трети начальствующих, а значит, привыкших к стрессовым ситуациям мужиков? Тьфу, только растереть, только слегка освежиться. В общем, заробели мужики, но делать нечего, надо поднимать стаканы. И в этот момент — нежданный гость, белобрысый болван, государственный наш человек, наш аскет и бессребреник директор просовывает голову в дверь. Водки ему захотелось, курьей голове, торта из кулинарии, на крайний случай? Нет! Шел по коридору и своим музыкальным ухом услышал голоса. Домой уже шел, по мамочке, видите ли, соскучился, которую уже неделю не видел, потому что каждый день сидит на работе по четырнадцать часов, уходит из дома, когда она еще спит, а приходит после программы «Время». Мордочку, конечно, у директора свело, когда он увидел на столе «белую головку» — как же так, во вверенном ему предприятии, в служебных кабинетах — и такой разгул! Так выскажись тогда, запрети, прояви отеческую волю и строгость. Но он вокруг посмотрел, люди стоят старше его, да и бутылок только две, а тут еще Констанция Михайловна зазвенела всем своим бранзулетом, загримасничала нарисованной физиономией, улыбкой стала выражать любовь и подобострастие и в конце концов втянула прямо за шарф директора из коридора в комнату. Ну а втянула, сразу ему стакан в руки.
Но директор и тут очень кривился. Здесь произнесли тост за вечную женственность и красоту замечательной юбилярши. Мужчины и присутствующие дамы хряпнули до дна, и лишь слабонервный директор — от моего ненавязчивого взгляда не укроется ничего, — лишь директор только поднес стаканчик к губам и, даже не пригубив, аккуратным таким манером, я бы даже сказал, деликатно, скрытно поставил стакан на подоконничек. Так же незаметно и ушмыгнул директор. Только перед самым уходом блеснул глазами на начальника ОТК, Игоря Константиновича, дескать, вы уж, Игорь Константинович, приглядите, чтобы все, не ломая, естественно, торжественного праздника, немедленно закончилось и все разошлись по домам.
Так оно и случилось. Очень скоренько все мы закруглились, оставшиеся мужики быстро разошлись, кроме Игоря Константиновича, который вроде бы дотошно приглядывал за эвакуацией пиршественного стола и сотрудников. Все вроде покинули помещение, только Констанция Михайловна тянула время: увязывала баночки с недоеденным продуктом, кусочки торта из двух коробок складывала в одну. Может быть, она еще один юбилей собирается где-нибудь проводить, подумал я. Собрала она все стаканы и тихо, мирно собралась идти мыть в туалет. Тут Игорь Константинович тоже — боком, боком — покинул поле битвы. А что делать мне? Не буду же я всем демонстрировать свои особые чувства к Констанции Михайловне? Вот и вышел вместе с Игорем Константиновичем из здания. Дошли до метро и там простились.
Но, оказывается, Констанция Михайловна просто так не ушла. Ей, видите ли, необходима любовь и популярность не только у дирекции, но и в производственных целях. Через десять минут после того как мы покинули помещение, там опять стоял дым коромыслом. Развязала Констанция Михайловна все баночки, из кусков двух тортов сделала один, вроде почти непочатый, все вина слила в бутылки, достала из стола спирт, развела его и в первый же короткий перерыв во второй смене покликала нужных людей из производственных цехов: двух девочек из ОТК, мастера реставрации, Марину Александровну — мастера-штамповщика, члена соцбытсектора месткома, фельдшерицу из медпункта, та тоже в пузырьке из-под микстуры принесла спиртику, и других позвала нужных людей из рабочего класса. Как и с первой партией, поостаканились, но тут Констанция Михайловна себя вроде бы за рабочий класс выдавала, за рабочую косточку, борца за справедливость, чуть ли не за потомственную фабричную девчонку. Потомственные-то выпили по наперсточку, съели деликатно по кусочку торта и удалились по своим рабочим местам — им план надо выполнять, а потом, знают, приди домой нетверезая, услышит запах мужик и не посмотрит, что член месткома, так врежет, неделю придется хвастаться подругам синяками: «Муж приласкал».
Читать дальше