Сергей Есин - Мемуары сорокалетнего

Интересно отметить только следующее: приветственных адресов, телеграмм и поздравлений было много. И когда седовласые мужчины звучными, привыкшими витийствовать голосами читали хорошо известные виновнице торжества фразы, Гортензия Степановна уже не вслушивалась в знакомый текст, только вспоминала, сколькими звонками, напоминаниями, какой лестью и обещаниями она этих фраз добивалась, и добилась — этих коричневых, зеленых и алых адресных папок, которые теперь престижной стопочкой складывали после прочтения у ее прибора.

Вечер прошел успешно, и хотя были значительные материальные затраты, но, как казалось Гортензии Степановне, она достаточно и прочно утвердилась в общественном сознании и общественном мнении как незаменимая и теперь могла долго, так долго, пока есть физические силы, заниматься своим почетным и не очень уж для нее стеснительным делом.

Вызова к директору телевизионной студии, который последовал приблизительно через неделю после праздничного вечера, она не испугалась. У Гортензии Степановны возникла шаловливая мысль, что директор хочет ее лично поздравить с юбилеем, о котором, конечно, был наслышан. Но потом она прикинула, что директор уже выхлопотал ей звание заслуженного работника культуры и в свое время выбил журналистскую премию республиканского масштаба — нет, из директора Гортензия Степановна выжала все, что он мог дать, значит, успокоилась она, вызывает директор, чтобы поручить какое-нибудь ответственное задание, как, впрочем, случалось уже не раз.

Гортензия Степановна поправила боевую раскраску на лице, посмотрела на себя в зеркало, осталась довольна и смело пошла в директорский кабинет, предвосхищая новые битвы и новые победы.

Как всегда директор, отличавшийся старомодной галантностью, вышел из-за письменного стола и, пока Гортензия Степановна семенила навстречу через огромный кабинет, встретил гостью на ковре и крепко, по энергичной моде еще 30-х годов, пожав руку, предложил сесть. Они сели не к его рабочему столу, не с краю длинного, как дорожка в кегельбане, стола для заседаний, а слева, в уютном уголке, где стояли несколько низких кресел, наивно приглашающих расслабиться, и столик. Тут же директор попросил принести чай, потому что, несмотря на свои семьдесят пять лет, он отличался и ясным озорным умом, и крутым нравом, но с ведущими сотрудниками своей телестудии предпочитал играть по их правилам — неспешные разговоры об искусстве, вкусный рассказ о прошлых жизненных встречах, крепкий чай, а как бы между делом и серьезное поручение или разработка новой эфирной концепции. Директор знал слабости интеллигентов, их податливость к административной ласке и вежливым манерам.

Пока вносили тоненькие старинной коллекционной работы чашки и заварной чайник, Гортензия Степановна — это был привычный налог за душевную встречу и чаепитие — не переставая болтала о последних художественных событиях. О выставках, на которых побывала, которые, по ее мнению, надо бы осветить в их программах, о невинных и не очень невинных лирических шалостях областной богемы, в общем, ненавязчиво вводила директора в курс дел.

Она, как, впрочем, и все в телецентре, знала, что директор любит знать все или почти все, чтобы не спасовать в эрудиции перед еще большим начальством. Директор ласково, несколько игриво посмеивался, поощряя Гортензию Степановну к дальнейшим откровениям, и разливал чай.

— Ну, что вы, Георгий Юрьевич, — воскликнула Гортензия Степановна, попытавшись перехватить чайник, это создало бы, по ее мнению, еще большую интимность, — разливать чай это женское дело.

— Полно, матушка, — улыбнулся директор, — я уж за вами поухаживаю, ведь вы у меня в гостях, да и я в таком возрасте, уже дедушка, что мне приятно вам услужить.

Чай лился густой и ароматной струей. Директор подвинул к Гортензии Степановне вазочку с печеньем. А ее несло. Она знала, что в эти полуофициальные минуты упрочает свой авторитет. Она стремилась показать себя грамотной, читающей интеллигенткой. Директор, не оканчивавший в свое время гимназий, к настоящей интеллигенции относился с пиететом и некоторой робостью. Она выдвинула давно вынашиваемый ею проект создания многосерийного телефильма о местной картинной галерее и по тому, как директор доброжелательно прикрыл глаза, поняла, что попала в точку, идея ему нравится. И так они болтали не как начальник и подчиненная, а как двое старых, чуть флиртующих знакомых, пока директор не произнес роковой фразы: