Елена Трегубова - Распечатки прослушек интимных переговоров и перлюстрации личной переписки. Том 2

Неожиданно раскодировался родным голосом номер Ани Ганиной:

— Ха, подруга! А я ведь только вчера приехала! Мы же с мамой в Вуппертале были — гостили у ее приятельницы, немки: мама для нее что-то в Москве переводила, ну и подружились. Ну? Угадай теперь, на какое число у нас был обратный билет?!

— Чего угадывать — на 19-е?

— Хуже! На 20-е! Ну, и 19-го, когда вести с родины дошли — мы с мамой целый день голову ломали: ехать — не ехать, возвращаться — не возвращаться! А билеты-то на советский поезд обменять невозможно! Ну, то есть, в общем, если бы мы приняли решение не возвращаться — то это было бы серьезным, глобальным шагом. Но потом я думаю: а пошли они все куда подальше — мне же в институт идти скоро надо! Сели — и поехали. Так вот: поезд Берлин — Москва — представь себе — абсолютно пустой был! Мы одни с мамой такие идиотки-патриотки оказались! Вот буквально — я не преувеличиваю — ехали одни в абсолютно пустом вагоне: мы — и проводница! Зато чаем и сахаром нас обеспечивали — без перерыва — за весь вагон! Лишь бы и мы не сбежали! — насмешливо живописала Аня.

А потом нежным каким-то, быстрым, курлыкающим говорком переспросила:

— Неужели это правда?! А?! Верить даже боюсь!

— Похоже на то, Анечка.

Елена еще раз, уже подстанывая от тоски, набрала Крутакову. Не отвечает. А у Темплерова опять занято. Ну — точно. Что-то с линией. И у того и у другого.

И рухнула в постель.

В апельсиновом воздухе разожмурив глаза на утро от звона счастья (каким телефон утром еще никогда не звучал): «Ну наконец-то! Наверняка он!» — свернув телефон с тумбочки, схватила трубку, успев прокрутить все возможные версии оправдания: не мог говорить по телефону о своих передвижениях, был занят какой-то таинственной с Темплеровым миссией, не звонил, потому что не хотел ее вовлекать в свои дела, или, как Дьюрька, попросту прожил в Белом Доме трое суток.

Услышав в трубке, вместо долгожданного голоса Крутакова, опять Дьюрькин заливчатый тембр, Елена его чуть не убила.

— Ну ладно, ладно, потом выспишься! Ты в курсе, что мы Железного Феликса вчера ночью свергли? — восторженно перебивал сам себя Дьюрька.

— Кто это «мы»? — настороженно переспросила Елена, зная Дьюрькину страсть к глобализации.

— Да там миллиона два людей было! Если не больше! Ты не представляешь себе, что это было! Я никогда еще такого не испытывал! Я так счастлив, до слёз! Наверное, только в 45-м на Параде Победы люди такое искреннее единение чувствовали! Ленка! С Днем победы! Вот, мой дед до свободы не дожил — так хотя бы я дожил! И главное — представь, — вчера ни одного пьяного! Ты знаешь, как я ненавижу пьяниц в толпе — ну вот ни одного выпившего вокруг за все эти несколько часов не видел! Счастливые, интеллигентные, воодушевленные лица вокруг! Зря со мной вчера не пошла!

Однако, тут же, когда Елена начала уточнять у него подробности кастрации лубянского идола, Дьюрька несколько снизил пафос:

— Мы двинули к Лубянке — сначала все хотели разворошить навсегда это осиное гэбэшное гнездо, вытащить архивы, и вообще разогнать этих всех преступников оттуда. Но потом какие-то провокаторы начали кричать: «Не надо трогать Лубянку, давайте Феликса скинем! Там, под ним — золото партии спрятано!» Ну, гэбэшные провокаторы, короче — как обычно. И это вранье про дурацкое золото троллей… И, вместо того, чтоб покончить с этой фашистской организацией…

— Дьюрька, наивный, они бы стрелять начали, если б вы Лубянку пошли штурмовать.

— Ты что?! Их бы смели, гадов, тогда за полчаса всех и навсегда с лица земли вообще! Ленка! Давай встретимся сейчас! У меня такие фотки! Ты просто не видела, что здесь творилось — ты выйди, пройдись! Я вон по Калининскому сейчас прогулялся — знаешь, какое там граффити на здании мэрии намалякали, крупными буквами?! «Забил заряд я в тушку Пуго!»

Жмурясь и, все еще сонно, рассматривая хорошо сохранившуюся малиновую окаменелость уха на коже под самым плечом, Елена зажала на секундочку трубку ладонью и крикнула матери:

— Ма, ты не возражаешь, если я Дьюрьку к нам сейчас в гости ненадолго приглашу?

Анастасия Савельевна прибежала из кухни с испуганным лицом:

— Ленк, съезди со мной сейчас быстренько на дачу! Буквально туда и обратно! Я же когда про этот путч услышала, выехать сутки не могла — танки по шоссе шли, и автобус из-за этого отменили. А потом, как только попутку из деревни до станции нашла — примчалась, все вещи там, как было, побросала, даже не заперла там веранду на ключ, впопыхах, только потом, в электричке сообразила… Залезут же ведь! А у меня ж там еще только что собранные кабачки, патиссоны, огурчики… Всё ведь испортится! Жалко! Съезди со мной, а? Помоги мне всё перевезти! А потом со своими будешь встречаться!