Хаим Граде - Цемах Атлас (ешива). Том первый

Из висячей лампы с круглой крышечкой лился на натруженные, жилистые руки маленькой широкой Цертеле дрожащий свет. Опершись обоими локтями о стол, она стояла и прислушивалась к тому, что говорил ее Зимл. Она всегда смеялась над своим мужем — и тогда, когда он хотел стать отшельником, и тогда, когда взял себе в голову пойти по миру, уйти в изгнание. Но в одном она соглашалась со своим бездельником: в том, что их племянник не должен ссориться со своими шуринами и двоюродными братьями. Цемах посмотрел на старую мебель и домашнюю утварь, прислушался к сонному тиканью настенных часов — все здесь по-прежнему было так же, как в то время, когда он приехал из Амдура и лежал больной в холодном зале с посеревшим зеркалом.

— Вы, дядя, говорили о высоких материях. Фактически же вы, наверное, имели в виду, чтобы я не вел войны против родственников моей жены. Однако что бы вы ни имели в виду — в моей ешиве учили прямо противоположному: человек должен всю жизнь вдумываться и в свой собственный характер, и в характер ближнего. Человек должен всю жизнь требовать с себя и с других и никогда не забывать, в чем состоит долг человека в мире [69] Аллюзия на цитату из философской книги «Месилат ешарим» («Путь праведных» — древнееврейск. ), написанной рабби Моше-Хаимом Луццато (1707–1746) и оказавшей большое влияние на учение мусарников. . — И Цемах повернулся к Цертеле. — Ну, так что? Вы примете к себе эту сироту?

— Сначала ты должен похлопотать у своих шуринов, а после этого я подумаю. Могут еще сказать, чего доброго, что эта девушка беременна от кого-то из моих сыновей, — ответила тетя с дружелюбным смешком, скрывающим обиду. Дядя тоже молчал огорченно. Они обиделись на то, что племянник совсем не думает об их детях, работающих у Ступелей.

Цемах убедился, что Володя говорил правду. Евреи не хотят пускать к себе девушку, забеременевшую без бракосочетания. Однако Цемах уже искал путь, чтобы расширить разрыв между собой и окружающими, чтобы он мог вырваться. И он ушел от дяди и тети такой поступью, словно направлялся поджечь весь город. И как только он вышел из дома своих родственников, туда сразу шумно ворвались трое сыновей Цертеле.

Приказчики заметили, что Ступели в последнее время сильно взволнованы. Они приставали к единственному сыну Наума, чтобы он рассказал им, что происходит в квартирах наверху. И почему он тоже ходит какой-то помятый, пришибленный, будто купец, у которого утонули все корабли с товаром. У них есть для него одна нееврейская девица — кровь с молоком! Лола на это ответил, что любовница еще хуже жены. С женой можно развестись, а с любовницей нельзя. Он взял с троих братьев честное слово, что они будут молчать, и все им рассказал. Вместо того чтобы радоваться тому, что заставили этого дурака и обжору выболтать тайну, сыновья Цертеле просто остолбенели, а потом отправились к своей матери с криками, что это она во всем виновата. Из ее дома Ступели взяли себе в девери ее племянника. Теперь они понимают, почему хозяева в последнее время относятся к ним с отвращением, как к паукам.

Позднее приказчики увидели, что Володя уезжает куда-то якобы по делам. При этом лицо у него было как у человека, который отправляется удалять себе все без исключения зубы. Потом он поехал во второй раз и вернулся с видом связанного волка, которого крестьянин везет на телеге в местечко. Он поднялся в дом, и сразу же внизу услыхали, как он кричит в квартире Цемаха. Целый день Володя не сходил вниз, даже к крупным торговцам зерном. Вечером спустилась его жена запереть склад и забрать ключи. В то же самое время Цемах вышел из дома и стремительно зашагал через пустой рынок. Приказчики догадались, что поспешность мусарника связана с тайной верхних комнат. Они проследовали за Цемахом на расстоянии вплоть до дома своей матери. Трое братьев едва дождались на улице, пока он выйдет, и сразу же ввалились в дом.

— Мама, зачем он приходил?

Цертеле ничего не стала скрывать от детей. С минуту они стояли, онемев, сдвинув вместе головы, как полные мешки с мукой.

— Володя его послал или это ему самому в голову пришло? — спросили они.

— Самому, — вздохнула Цертеле.

Братья решили, что должны рассказать об этом хозяину, чтобы он увидел, как верно они ему служат. Цертеле трясла натруженными руками и просила детей не разжигать огня еще большей войны в семье Ступелей. Пусть лучше молчат, а она не примет сироту. Отец тоже наклонил голову и крикнул: