Хаим Граде - Цемах Атлас (ешива). Том первый

Еще до свадьбы, когда Цемах жил у тети и ее сыновья относились к нему по-свойски, они наполовину намеками, наполовину прямо рассказали ему, что невеста с изъяном, так сказать, хороший товар с браком. Ее братья хотят его лапсердаком набожного, ученого еврея прикрыть ее добрачный роман. Так пусть он, жених, не будет недотепой и потребует большого приданого и никогда не забывает, что со Ступелями познакомили его двоюродные братья. Цемах позволял сыновьям тети прыгать вокруг него, словно вокруг большой рыбы, только что вытащенной из воды. Что его двоюродные братья говорили правду, он видел по стремлению Ступелей устроить свадьбу как можно скорее, чтобы он не наслушался слишком много дурного и не раскаялся в этом сватовстве, как уже однажды раскаялся в своем сватовстве в Амдуре. Даже без разговоров окружающих Цемах понял, что Слава в девушках не была домоседкой, как его первая невеста Двойреле Намет. После свадьбы он заметил, что она много рассказывает о своем детстве и о школьных годах в еврейской гимназии, но в то же время обходит молчанием время, когда стала взрослой. При этом она беспрерывно болтает, чтобы он не заподозрил, что она что-то замалчивает. Хотя его обижало, что у жены есть от него тайны, и хотя притворство было ему несвойственно, он, тем не менее, молчал. Однако с тех пор, как он узнал об участии Славы в гнусном заговоре против девушки-служанки, он сказал себе: «И в день взыскания взыщу с них за грех их» [66] Шмот (Исход), 32:34. . Если дело дойдет до войны, он припомнит еще кое-что! Чтобы не взорваться раньше срока, он старался разговаривать с женой как можно меньше и даже избегал смотреть на нее. Слава тоже пребывала в беспокойстве. Она снова получила письмо от Френкеля, и на этот раз — отчаянное. Он признавался, что предыдущее написал с намерением сделать ей больно. Он был к ней груб из страха, что она откажет ему в своей дружбе. Он нуждается в ее помощи, только ей он может доверять. Она умнее его, хладнокровнее, и она лучший человек, чем он. Френкель просил ее приехать в Белосток и обещал уважать ее чувства. Он знает, что она ему запрещена.

«Он ведь сумасшедший», — восторженно говорила сама себе Слава. Она была уверена, что теперь Френкель ее любит не так, как прежде, когда он только желал ее. Но он забывает, этот влюбленный безумец, что его письма могут попасть к ее мужу… Но нет, этого он как раз не забывает! Френкель понимает, что ее муж не знает польского языка. У Цемаха нет гимназического образования, он хотел стать врачом. Даже если бы он каждый день понемногу учил польский, он все равно раскачивается над своими маленькими святыми книжечками, как старый еврей. А каким молчуном он стал за последнее время — просто страх! От него веет холодом, враждебностью. Ей надо было бы подъехать в Белосток взглянуть, отчего это Френкель так взволнован. Она запуталась в этих размышлениях о муже и о прежнем друге, и у нее возникло желание приодеться.

Из набитого платяного шкафа Слава вынула коричневый костюм в мелкий черный горох. Платье было длинным и тесным, подчеркивающим округлость ее бедер. Отложной воротничок блузки делал еще длиннее и без того длинную шею. Она долго перебирала свои роскошные шляпки и выбрала обычный берет, который натянула на затылок, а потом, сдвинув набок, — на всю голову, прикрыв при этом на три четверти одно ухо. Наклонившись к зеркалу, она подчеркнула карандашом брови и ресницы, подкрасила красной помадой губы. Обула пару туфель на высоком каблуке и вдруг словно выросла, стала стройнее, гибче. На руки она натянула пару перчаток бежевого цвета, повесила на плечо сумочку на ремне и вошла в комнату мужа.

— Как я тебе нравлюсь в этом костюме? — Она повернулась в профиль будто для того, чтобы показать наискось подрубленный карман короткого, перетянутого пояском жакетика. В ее подкрашенных глазах и жирно намазанных губах Цемах видел так много вызывающей легкомысленности, что даже смешался на мгновение.

— Я в таких вещах не разбираюсь, — ответил он и отвернулся к своей святой книге.

Слава за его спиной надорванно и зло хохотнула и гулкими шагами вышла из комнаты. Уставившись в «Обязанности сердец», Цемах сидел и думал, как его жена может краситься, зная, что в то же самое время на кухне сидит сирота и оплакивает свою жизнь? Из-за того что Стася была слишком честна и доверяла распущенному юнцу, ее жизнь и жизнь ее ребенка брошена в грязь. Но если бы Слава в девичестве забеременела от такого же распущенного юнца, ее семья даже мужа бы для нее нашла.