Хаим Граде - Цемах Атлас (ешива). Том первый

Реб Липа-Йося вздохнул: он прекрасно понимает, что это никуда не годится, чтобы муж и жена жили отдельно друг от друга. То, что его старший зять Юдл — недотепа, может увидеть даже слепой. Когда Юдл на бойне, он сидит и дрожит, как бы этот недотепа не сделал там трефным целого быка. Но его младший зять — отнюдь не недотепа, он, напротив, даже слишком хорошо умеет устраиваться. Он, этот гултай, живет круглый год за границей, а его молодая жена сохнет. Так разве удивительно, что Роня за последнее время уже во второй раз заболела? Она ложится с тяжелой головой, как теленок, не получивший ни глотка молока. И позвать врача не разрешает. «Со мной ничего страшного», — говорит она. Но ведь он ее отец, он понимает, что при таком муже жена не может не болеть и не худеть, как рассохшаяся деревянная кадушка на солнце. И реб Липа-Йося почесал подбородок через свою густую бороду с такой яростью, словно все его беды происходили оттуда.

Вошла Хана-Лея. Всю субботу она была холодна с женой квартиранта и как будто даже дулась на нее. Теперь она заговорила с ней очень любезно, сказав, что Цемах получил самую хорошую квартиру и самого достойного еврея. Женатые сыновья и замужние дочери портного живут сами. Так что у них в доме тихо, а жена портного хорошо готовит.

— Пока приедет жена реб Цемаха, он ведь может столоваться у нас, — заговорил старый резник с дочерью. Однако она накричала на него, как на мальчишку: реб Цемах будет жить у портного, а бегать несколько раз в день есть у них?

— Я слышала, что вашей сестре нездоровится. Что с ней? — спросила Слава.

— Я не знаю, да и она сама тоже не знает, — еще больше рассердилась дочь резника.

— Я хочу посмотреть, как дела у Рони, и попрощаться с ней. — Слава встала из-за стола. Хана-Лея явно была очень недовольна, но смолчала.

Роня лежала в постели, укрытая одеялом. Как только Слава вошла, Роня села и быстро начала говорить, что с ней ничего страшного. У нее просто болит голова и небольшой жар.

— Благодарю вас, что зашли. Вы действительно уезжаете одна? А я была уверена, что ваш муж уедет вместе с вами, — горячее дыхание вырывалось из ее полудетских, потрескавшихся от жара губ.

— Как вам могло прийти в голову, что мой муж оставит ешиву и уедет? — удивленно рассмеялась Слава.

— Я думала, что реб Менахем-Мендл останется руководить ешивой, а ваш муж вернется вместе с вами домой. — Роня тоже рассмеялась и покраснела. — Я понимаю, что было глупо с моей стороны так думать. Но почему бы вам не остаться в Валкениках? Вы бы могли жить у нас, я вам уже говорила. Но у портного действительно лучше. Там есть большие светлые комнаты и нет маленьких детей. А зачем вам уезжать?

— Я скоро вернусь, — ответила Слава, и ее холодное белое лицо стало похожим на фарфор, а глаза заискрились злобой к этой женщине, желающей занять ее место. Однако глаза Рони улыбались в ответ с мягкой обидой на то, что она не говорит правды, не признается, что не вернется в Валкеники.

Обе женщины замолчали. Слава была уверена, что дочь резника заболела от тоски из-за того, что уезжает Цемах. Она склонна к депрессии, и нервы у нее слабоваты. От сильной обиды она заболевает и впадает в меланхолию. Обитатели местечка и ее домашние тоже не понимают ее. Единственная, кто ее понимает, это та злая баба, ее старшая сестра. Слава смотрела на тонкие плечи Рони с голубыми жилками, пронизывавшими кожу. Острые ключицы были хорошо заметны. Груди под рубашкой выглядели плоскими и обвисшими. Бледное лицо и опущенная голова с собранными на макушке в пучок волосами делали Роню похожей на какую-то тонкую изогнутую свечу, горящую тускло и печально в холодной и пустой ночной комнате. «Муж сидит за границей, а она исходит от тоски по любви», — подумала Слава, и на нее напала ненависть к собственному мужу. Он еще доведет до того, что и она будет выглядеть как дочь резника. С тех пор как Цемах оставил свою первую невесту, он заботится обо всех страдающих женщинах, кроме собственной жены.

В комнату с шумом вбежали двое мальчиков Рони. Один из них тащил сшитую из тряпок лошадку, а другой толкал перед собой коляску на колесиках. Мать протянула руки к детям и прижала их к себе. Глаза ее сияли. Слава тоже была довольна тем, что зашли эти мальчики. В своем совместном сидении и молчании женщины уже дошли до того момента, когда должны были довериться друг другу или же, наоборот, поругаться. Слава смотрела, как Роня целует своих детей и не дает им отойти от своей постели, будто их присутствие утешало ее и она хотела показать, что у нее еще есть, кого любить. Через минуту зашла Хана-Лея, чтобы разнюхать, не наговорила ли ее сестра слишком много этой нагловатой женщине.