Мальчишки спорили между собой, кто из них будет играть с лошадкой, а кто — с тележкой. Хана-Лея накричала на них и стала ждать, что жена директора ешивы уйдет. Слава спросила, где она может найти в местечке плод рожкового дерева и другие фрукты. Сегодня Пятнадцатое швата, и она хочет перед отъездом принести подарок Мейлахке, которого его муж нашел ночью в синагоге и принес на руках в их дом, чтобы Роня положила его спать со своими детьми.
— Мейлехка спал у нас только одну ночь. Ох, какой это мальчик, какой птенчик! Ваш муж любит его, реб Менахем-Мендл его любит, и я тоже его люблю. — Роня гладила своих мальчиков, словно для того, чтобы показать, что их она, тем не менее, любит больше всех.
— Очень мило с вашей стороны, что вы интересуетесь учениками вашего мужа, — наконец сказала доброе слово Хана-Лея и принялась расписывать лавку на рынке, где можно купить самые лучшие фрукты. Жена резника добавила еще, что рада, что жена директора ешивы скоро вернется назад в местечко. Больше Хане-Лее сказать было нечего. Она не умела притворяться и не выносила хитрых городских штучек. Поэтому она была поражена, когда увидела, как Роня и жена директора ешивы прощаются будто родные сестры. Роня смотрела со странной, какой-то полуслепой и напуганной улыбкой, не уезжает ли жена реб Цемаха с ненавистью к ней, а потом две женщины расцеловались.
Соя-Этл, служительница, работавшая в странноприимном доме, занималась одновременно и похоронами. Она шила саваны для скончавшихся евреек и омывала их. Соя-Этл, видимо, была когда-то высокой, но теперь уже согнулась втрое. Желтоватая, пергаментная кожа на ее высоком выпуклом лбу была сморщенной. Руки были покрыты густой разветвленной сетью вен. Старушка пережила мужа и всех своих детей. У нее не было родных, которые помогали бы ей. С обитателями местечка, принадлежавшими к младшим поколениям, она почти не была знакома. Зато хорошо знала всех покойников с кладбища. В йорцайт [168] Годовщина смерти по еврейскому календарю ( идиш ).
, Девятого ава или накануне Грозных дней [169] В пост Девятого ава и накануне Грозных дней принято навещать могилы родных.
, когда обитатели местечка интересовались, где лежит какой-нибудь их двоюродный дедушка, Соя-Этл показывала, где находится его заросшая могила. Она разговаривала редко. Казалось даже, она разучилась думать, как будто кладбищенская трава проросла у нее в мозгу. Когда она все-таки произносила слово, то пищала, как птичка, кукарекала, как петушок, и посмеивалась добродушным смешком выжившей из ума старухи. Валкеники считали ее доброй душой. И все-таки от нее держались подальше. Боялись брать что-либо из ее рук, как будто таким образом можно было прикоснуться к ангелу смерти. Однако старуху это не волновало. Она жила среди надгробий. Когда она расхаживала по кладбищу, ее лицо светилось и улыбалось, как будто она без слов разговаривала с усопшими, лежавшими под земляными холмиками. Ее глаза сияли от счастья и тогда, когда в странноприимном доме ночевали бедняки из других местечек. Однако зимой кладбище заметал снег, а бедняки из других местечек не приезжали. Вот и стояла Соя-Этл целыми днями у окна и смотрела на надгробия по ту сторону реки, как будто утешала усопших издалека, давая им понять, что из ее памяти они еще не исчезли.
Странноприимный дом был разделен деревянной стенкой до самого потолка. На большую половину — для гостей, и меньшую — для прислужницы. Посредине стены была построена большая русская печь, выходящая заслонками на сторону старухи. С тех пор как в странноприимном доме поселились мальчишки из ешивы, Соя-Этл перестала смотреть через окно на кладбище и начала поглядывать через щели в стене на сторону ешиботников. Каждое утро после их ухода на молитву она входила в большую половину дома прибрать, подмести, перестелить постели. Потом уходила назад, в свою квартиру, и ждала, пока ешиботники вернутся ночью. В странноприимном доме стоял большой стол со святыми книгами, и те, кто старался никогда не прерывать учебы, вечерами сидели за ним и занимались. Старуха из своего убежища смотрела, как они раскачиваются над книгами, и прислушивалась к их сладостным напевам.
Недавно один мальчик зашел к служительнице спросить, нет ли у нее чашки чаю. С тех пор Соя-Этл держала наготове для своих квартирантов чайник с горячей водой и глиняные кружки. Мальчишки из ешивы, в отличие от взрослых, совсем не боялись брать что-либо из рук этой кладбищенской еврейки. Но угощения они от нее не получали. У нее не было ни чаю, ни сахару. Только заваренный кипятком цикорий. Как-то раз один мальчишка посмотрел через щель в стене и встретился взглядом со старухой. Ребята начали сторожить у стенки и обнаружили, что служительница подсматривает за ними. Некоторые ученики не хотели, чтобы женщина видела, как они раздеваются, другие просто хотели пошалить. Жильцы заткнули щели ватой, тряпками и соломой. Они воображали, что, когда они будут в ешиве, Соя-Этл вытащит эти тряпки. Тогда они снова заткнут дырки. И так, пока Соя-Этл не устанет. А если это все-таки не поможет, они забьют щели дощечками.
Читать дальше