Жорж Сименон - Три комнаты на Манхэттене. Стриптиз. Тюрьма. Ноябрь

Ален опустил голову — возразить было нечего. Да, Рабю прав. И все-таки тут что-то не так. Рабю прав, но в его словах еще не вся правда.

Правды он не знал, как и все остальные, но, кажется, она начинала брезжить ему.

— Как давно вы вступили в связь со свояченицей?

— Последнее время мы уже не были близки.

— А сколько времени были?

— Около семи лет. Это не совсем то, что вы думаете. Между нами установилось что-то вроде дружбы, очень нежной, но не…

— Погодите. Интимные отношения между вами существовали? Да или нет?

— Да.

— Где же вы встречались?

— Я снял меблированную квартиру на улице Лоншан.

— Дрянь дело.

— Почему?

— Ну, потому хотя бы, что респектабельные буржуа стараются держаться подальше от таких мест. Улицы вроде Лоншан кажутся им подозрительными и связываются в их сознании с пороком.

— Но это же все было так невинно! — пытался настаивать Ален.

Нет, даже Рабю вряд ли поймет, что он хочет сказать. Во всяком случае, Ален уже не был уверен, что это так ясно и просто.

— Когда вы там были в последний раз?

— Двадцать третьего декабря. С тех пор прошел почти год.

— Ваша жена знала об этих отношениях?

— Нет.

— Она ревнива?

— Если мне случалось переспать с какой-нибудь бабенкой, Мур-Мур никогда не упрекала меня.

— Вы рассказывали ей о ваших встречах с другими женщинами?

— Иногда. В минуту откровенности.

— Она не подозревала о вашей связи со свояченицей?

— Насколько мне известно — нет.

— Вы не думаете, что тут может быть замешан другой мужчина?

Разговор грозил принять тот же оборот, что и вчера ночью во время объяснения с зятем.

— Мне ничего не остается, как согласиться с вашим предположением.

— Я спрашиваю о другом: имеются ли у вас лично какие-либо подозрения на этот счет?

— Нет, никаких.

— Вы много времени проводили в обществе жены?

— Утром я уходил раньше нее. Когда ей, например, надо было написать статью. Обычно она это делала дома. Иной раз она задерживалась, чтобы поговорить по телефону с сыном, он у вас живет на нашей вилле «Монахиня».

— Сколько лет ему?

— Пять.

— Это хорошо. Хорошо, а может, и плохо. Смотря по обстоятельствам. Продолжайте.

— Около одиннадцати она — почти ежедневно — звонила мне в редакцию и спрашивала, где я обедаю. А затем мы, как правило, встречались в ресторане.

— Продолжайте.

Рабю отодвинул тарелку, раскурил трубку.

— Из ресторана она чаще всего отправлялась брать интервью. Ее специальностью были беседы с заезжими знаменитостями. Длинные, обстоятельные. Собственно, даже не интервью, а нередко настоящие очерки, печатавшиеся с продолжением. Затем она снова звонила или присоединялась ко мне в нашем любимом баре «Колокольчик», на улице Мариньян. Мы там собирались в восьмом часу своей компанией — человек десять-двенадцать.

— И ужинали — тоже в компании?

— По большей части, да.

— Домой возвращались поздно?

— По правде сказать, раньше часу ночи почти никогда не удавалось. Часа в два-три.

— Картина ясная, жили на холостую ногу. А присяжные, как бы они ни беспутничали, ведут все-таки семейный образ жизни. Ужин в кругу семьи, да еще с непременной суповой миской на столе, — одно упоминание об этом, и они приходят в умиление, размякают.

— Мы супа не едим, — холодно отозвался Ален.

— Завтра вашу жену переведут в тюрьму Птит-Рокетт. Я ее там навещу. Вы тоже можете попросить разрешения на свидание, но я сомневаюсь, чтобы вам его дали на данном этапе следствия.

— А что газеты?

— Вы не читали? Пока что комментарии довольно сдержанные. Вы в Париже на виду, поэтому коллеги ваши слишком далеко заходить не решаются. Тем более что и жена у вас — журналистка.

Они посидели еще минут десять, потом пересекли внутренний двор и взошли на крыльцо. В коридоре следственного отдела у дверей с номерными табличками дожидались арестанты в наручниках. Каждого охраняли двое полицейских. Перед дверью в глубине коридора толпились фоторепортеры и газетчики.

Рабю передернул плечами:

— Этого следовало ожидать.

— Вчера они нагрянули ко мне домой.

— Знаю. Я видел фото в газетах.

Вспышки «блицев». Толкотня. Адвокат властно постучал и открыл дверь, пропуская Алена вперед.

— Прошу прощения, мой дорогой. Я не хотел, чтобы встреча месье Пуато с женой произошла перед дверьми вашего кабинета, на глазах у репортеров. Но, кажется, мы пришли слишком рано.

— На три минуты.

Следователь поднялся с места и предложил им сесть. Судебный секретарь, расположившийся в конце стола, никак не реагировал на их появление.