Леонид Воробьев - Недометанный стог (рассказы и повести)

А она пошла навстречу ему, сами ноги понесли. Пошла, хотя знала, что смотрят на нее люди. И чувствовала, что Зоя где-то рядом, глядит сурово, сердится. Но не могла она не идти, ибо сладкая боль пронзила ей сердце и знала она, что не в силах совладать с собой, не в силах сдержать себя, остановиться. Но не знала она, что уже не идет, а лежит на шелковой майской траве, свернувшись сухоньким комочком, не дойдя всего-то каких-нибудь семи шажков до родного крыльца.

«Ритка, я люблю тебя. Согласна ли ты стать моей женой?»

Зеркало отразило большую и крепко посаженную на широкие плечи голову, твердый рот, спокойные серые глаза, нос, немного курносый, и рыжеватую вьющуюся прядку чуба. Глядя на себя в зеркало, Левка снова повторил этот вопрос и задумался: «Что она ответит?»

Конечно, от Ритки можно ожидать всего: и веселого изумления, и лирического настроения, которое вдруг найдет на нее ни с того ни с сего, и обидной шутки — такая уж она, Ритка… Но как бы то ни было, они, в конце концов, должны поговорить серьезно…

Сегодня он скажет эти слова. Правда, он собирается сказать их несколько месяцев, но сегодня решил твердо и бесповоротно: будь что будет. Ровно в семь часов скажет ей это. Возьмет и скажет. Именно в семь, раз так пришло на ум.

— Да, Лев Леонидыч, ты скажешь ей в семь часов все, иначе будешь считать себя последним трусом, — сказал Левка вслух.

А он имеет право не считать себя трусом. Не кто-нибудь, а именно он разбирал последние метры залома у Говорливого камня, хотя это и было опасно для жизни. Он же руководил окаткой у Синего яра, где другие отказывались работать наотрез. И разве не он переходил по густо идущей моли Ряхму туда и обратно, когда это было необходимо? Нет, обвинить в трусости его не посмеет никто.

Сухо щелкнул замок. Ключ улегся в укромное место, под лавочку у крыльца. Скрипнула калитка. Левка поправил на голове кепку и пошел вдоль главной улицы поселка.

Земля, схваченная первыми морозными ночами, звенела под каблуками. Дорога, словно летом, была суха и пыльна. Хрустели ледяшки в маленьких вымерзших лужицах.

Левка вдыхал бодрящий холодный воздух, повертывался боком к легкому, но резковатому северному ветерку и шагал к небольшому бревенчатому дому с высоким крыльцом, синими наличниками и узорчатыми занавесками на окнах.

Сколько раз он проделывал этот путь! Ходил по размытой весенними грозами дороге, по мягкой и горячей пыли летом, вдыхал майскую свежесть, июньскую вечернюю теплоту, пряные запахи конца лета. Теперь осень, а он все продолжает ходить.

Пройти можно с закрытыми глазами, ощупью завернуть за угол палисадника, перешагнуть канавку, вытереть ноги о соломенный коврик, стукнуть три раза в дверь. Левка так и сделал бы, но неудобно: могут увидеть соседи, которые и без того дружески подшучивают над ним.

— Рита дома? — спросил Левка, шагнув в светлый коридорчик с крашеным полом и низеньким потолком.

— Подожди там, я одеваюсь, — раздался из-за двери такой знакомый, звонкий голос.

Левка присел на подоконник.

Перед Риткой стояло на столе большое зеркало. Она поворачивалась перед ним, оглядывая свою фигуру, и смеялась, обнажая ровные блестящие зубы. Молодостью и красотой налита Риткина фигура, румянец лежит на щеках, вызывающе смотрят карие глаза, черные косы сплелись на голове в причудливый венец.

— Ну что дурачишься? — сказала ей, оторвавшись от книги, худенькая белокурая девчушка с мелкими веснушками на курносом носу. — Ведь ждет там парень-то.

— Ничего, — пропела Ритка, еще раз поворачиваясь перед зеркалом. — Пусть подождет. Куда спешить? Не вопросы государственной важности решать будем…

Главная улица поселка уводила шедших рядом Ритку и Левку к Ряхме. Летом ходили на ее берег ребята с гармонями. За ними шли девчата и будили поселок песнями и задорными частушками. А теперь на берегу было пустынно и холодно.

— Пойдем к Ряхме, — тоном, не допускающим возражений, сказала Ритка. — Может, она встала: сегодня ночью-то крепко подморозило.

— А может, лучше куда-нибудь в другое место? — предложил Левка. — На берегу холодно, можно простудиться.

— Иди куда хочешь, — капризно сказала Ритка, — а я — к Ряхме. — И она запрыгала через промерзшие до дна лужи, ловко перелетая с одной кочки разбитой машинами дороги на другую. Обернувшись к нему и глядя, как он перепрыгнул через лужу, она крикнула: — Давай догоняй! Эх, ты, медведь, а еще физкультурник…