Леонид Воробьев - Недометанный стог (рассказы и повести)

Потом пошли Жары, Суслоново, Залесье. Деревни отваливались, уходили назад, позади оставались подъемы и спуски, которые становились все круче: машина приближалась к центральной части водораздельной возвышенности. Шоссе прямыми прогалами, четко прорезанными длиннющими уступами бросалось навстречу, под колеса «Колхиды». Взревывали моторами на мгновение и с опадающим шуршанием исчезали встречные машины самых разных марок и размеров. Но Никольский на них не смотрел, поглядывал на деревни на склонах увалов, на пепелища выжженной неровными полянами сухой и прошлогодней травы, на перелески, смелее подступавшие здесь к дороге. Взглянул и на небо. Оно было все в высоких мел ко бугристых облаках, но виднелись и голубые разводья. И по кабине гулял ветерок, приносивший неопределенные, но бодрящие запахи.

У столовой, построенной рядом с шоссе, остановились. Никольский довольно неспортивно вылез, расплатился с шофером, пожелал ему счастливого пути и, помахивая черной кожаной папкой, направился обедать.

После обеда настроение у него как-то перестроилось. Не то чтобы на него уж так повлиял стокилометровый путь или сытный обед, а все же, когда он вышел из столовой, посмотрел на Ведрово, домишки которого рассыпались по взгорью, вдохнул всей грудью чистейший воздух, ему подумалось, что актив можно собрать и завтра, а сегодня надо сделать часть дела, главным образом по библиотеке, и, учитывая, что время за полдень, определиться с ночлегом и отдохнуть.

Но он тут же решительно отогнал от себя расслабляющие мысли и бодро зашагал к Ведрову, где бывал как-то лет пять тому назад.

Дорога, по которой он шел, просохла, но еще мягко поддавалась под ногой. И удивительная, невообразимая тишина окружила его. Все четко проступало в ней: шорох отмершей травы, теньканье в кустах пичужки, бульканье воды в ручье. А на момент возникающий и сразу же уходящий звук мотора на шоссе только как бы подчеркивал эту тишину. Да вплетался в нее далекий рокоток трактора.

Библиотека размещалась на втором этаже двухэтажного деревянного сельсоветского дома. Никольский взобрался туда по скрипучей лестнице с отполированными руками и временем перилами и увидел на дверях тяжелый замок.

Он потоптался, не зная, что делать. Дважды читал объявление о распорядке дня на дверях: время было еще рабочее. Поглядел на часы. И уже начал спускаться, когда распахнулась дверь с улицы и, запыхавшись, вбежала девушка.

— Уф, жарко! — сказала она. — Вы ко мне? А я в клубе сидела, оттуда из окна видно, если кто ко мне идет. Я там часто сижу. Веселей.

Была она черноволосой, с коротко стриженной густой гривкой. В куртке из синтетики и юбке, как показалось Никольскому, коротковатой даже по нынешним временам. У нее были очень полные ноги и бедра, а рука, когда он пожал ее, оказалась маленькой, твердой и прохладной.

Он хотел представиться честь честью, но, машинально отреагировав на ее: «Уф, жарко!», неожиданно для самого себя сказал:

— А вы знаете такой анекдот? Выходит один и говорит: «Уф, жарко!»…

И, как всегда бывает в тех случаях, когда сразу не возьмешь правильную ноту, беседа их пошла каким-то совсем не деловым путем. Она, пока отпирали замок, успела ответить на его анекдот коротким анекдотом. Через полчаса они сидели друг против друга по обе стороны библиотечного стола и болтали, как давнишние знакомые.

Никольский острил, сохраняя серьезное выражение лица и улыбаясь уголком рта. И чувствовал, что остроты у него сегодня «идут» и «доходят». Она отвечала ему, смеялась, играла глазками, вставала и подходила к окну. Один раз, выглянув в окно, убежала «на минуточку», а пришла через полчаса. Никольский нашел без нее журнал мод, отыскал рисунки купальников и мысленно примерял их на нее.

Когда она вернулась, они начали оживленно обсуждать с ней моды, причем наклонились над журналом так, что их головы чуть ли не соприкасались. Никольский краешком глаза видел темный пушок над ее верхней губой, румянец, не поверхностный, а как бы приливающий к коже, подступающий откуда-то из глубины к полной щеке, слышал ее неторопливое дыхание. В душе он поругивал себя, что не догадался купить в столовой каких-нибудь конфет.

— Между прочим, — сказала она, — сегодня у нас в клубе кино. Через час. «Ограбление по-итальянски». Пойдете?

— Между прочим, — сказал Никольский, — я еще с ночлегом не устроился… Да, — вдруг, словно спохватившись, обрел он деловой тон, — надо бы завтра ваш актив, что ли, собрать. Комсомольцев там, молодежь. Я могу об интересных вещах рассказать, побеседовать. Не лекцию, нет. Просто побеседовать. Должно же быть интересно для молодежи, я думаю. Давайте-ка, Люда, наметьте, на сколько часов.