Анатолий Знаменский: Иван-чай. Год первого спутника

— Тоже врач или как?

— Нет, инженер. Горный инженер, — сдержанно отвечал Николай. За время учебы он свыкся с положением студента, и сейчас было ново и странно произнести это веское и твердое слово «инженер».

— То-то, я гляжу, тьма народу на Север движется! Вон те, горластые, тоже на Север — уголь давать, в Воркуту с Донбасса! И тебя, значит, от фронта освободили! Вон куда оно заворачивает!

Он вдруг спохватился, умолк. Но все же договорил свою мысль после очередной цигарки:

— Я к чему это говорил… Надежда у меня появляется немалая. Ведь там я одно видал, а тут, гляжу, совсем другая песня. Гляди, еще и повернем мы эту окаянную войну в другую сторону, а? Наполеон, слыхал, тоже к Москве подходил?

Николай в волнении закурил папиросу.

Привлеченный разговором, из соседнего купе появился здоровенный парень в резиновых сапогах и шахтерской брезентовой куртке. Встал в проходе, раскинул локти на полки. Широкое, мясистое лицо украинца было строго, насмешливо, меж прищуренных век с рыжими короткими ресницами поблескивали злые искры. И никак нельзя было подумать, что минуту назад он дурашливо хлопал картами о чемодан.

— Это кто тут поет? — на чистом русском языке спросил парень. — Ты, дед? — И рубанул громадной ладонью. — Сладкие речи, дед, в сто раз вреднее редьки-правды! Ты немца живого видал? Нет? А тогда чего и говорить! — Передохнув, добавил: — Все это будет по-твоему, но… знаешь когда? Когда все почуют, что нож у горла! Когда воевать будем как черти, а в тылу — пахать за семерых! Когда правды не будем бояться! Понял, дед? А немец — он сильная гадюка, он не шутить к нам лезет… Точно!

И, выждав время, обратился разом к старику и Николаю:

— А вы куда едете? Не подальше от передовой? Или тоже на новые стройки? Тогда — дело…

Вагон задрожал на тормозах и, налегая на буфера, остановился.

Парень высунулся за переборку:

— Подывись, Петро, шо там за станция?

— Супротив нас прямо означено: «Кипяток»! — бойко ответил певучий тенорок.

Солдат сверху поправил:

— Тут две станции рядом — «Мужская» и «Женская». Айда!

Николай заново прикурил потухшую папиросу, вышел в тамбур. Поеживаясь от холода, разглядывал северную станцию с раскидистыми осинами вокруг линялого, неоштукатуренного вокзала, померкшими от осенних дождей ларьками Главдорресторана, привычной сутолокой и звоном котелков у крана с кипятком. По перрону прогнали толпу уголовников, повели в сторону частокола с высокими шатровыми голубятнями. За обычным указателем «Выход в город» теснились угрюмые черные срубы и крыши.

Котлас-Южный Печорской железной дороги. Широкие ворота на Крайний Север…

На соседний путь, отрезая пассажирский поезд от перрона, входил товарный состав. На открытых платформах навалом лежало закопченное листовое железо, металлические каркасы и наспех разобранные трубные коммуникации.

Система оборудования показалась Николаю знакомой. Он спрыгнул с подножки, прошел меж составами в хвост товарняка.

На последней платформе в огромном овчинном тулупе горбилась фигура кондуктора. Лохматый воротник наглухо закрывал лицо, человек сидел спиной к голове состава, по ветру.

— Может, закурим, земляк? — наугад окликнул Николай.

Тулуп завозился, раздвинул звероватую меховину, и на Николая глянуло злое, замерзшее бабье лицо.

— А поллитровочкой, случаем, не угостишь? — попробовала улыбнуться баба. Обветренные, блеклые губы не подчинились, лицо исказилось жалкой гримасой. — Околеваю я тут, парень. Холодишша, до костей прохватывает!

— Шла бы на паровоз, к машинисту, — посоветовал Николай. — Кто на твое железо позарится?

— Под суд за такое дело! За комплект головой отвечаю.

— Винтовку тогда получи, раз такое дело…

— Винтовку не треба, — справившись со своим застывшим лицом, усмехнулась баба. — Подумают, что и впрямь добро какое везу…

Осадив к локтю рукав тулупа, потянулась за папиросой.

— Не курю ведь, не курю, мил человек, а на холоде рази не закуришь? Вот и папиросочкой греться…

— Откуда командируешься?

— С-под Майкопу, кормилец. Там еще и снегу-то путем не было, а тут — хоть волков морозь. Вовзят пропадаю…

— Давно завод демонтировали?

Баба, как видно, вспомнила инструкцию, насупилась:

— Военная тайна, милок. Шел бы ты уж своей дорогой, не пытал, чего не следовает. А за папиросочку спасибо тебе…

— Какая ж тут военная тайна, если я и сам вижу, что у тебя на платформах сажевый завод в полном комплекте! Да и руки у тебя… Не вальцовщицей случайно была?