Федор Андрианов - Спроси свою совесть

Женька поднялся с дивана и поморщился — голова болела. От других он слышал о тяжести похмелья, но сам такое испытывал впервые. Слышал он также, что это болезненное состояние проходит, если утром снова немного выпить, опохмелиться. Пошарил по карманам и присвистнул: денег не было ни копейки. Значит, вчера вечером в ресторане они пропили все. Здорово! Денег не жалко, но где же их взять сегодня? Конечно, можно попросить у матери, даже не говоря, зачем они нужны — она не откажет, — но после вчерашнего разговаривать с ней просто не хотелось.

Женька встал и прошёлся по комнате. Взгляд его упал на стол, и он не поверил своим глазам: на столе, прижатая фотоаппаратом, лежала пятирублевая бумажка. Женька гневно вспыхнул: мать положила! Купить его хочет! Первым его желанием было схватить эти деньги, смять их, затоптать ногами. Но тут же он отбросил эту мысль. Нет, бурное проявление чувств — это не его стиль. Только холодное презрение! Не обращать на деньги никакого внимания, словно их и нет на столе.

Женька взял со стены гитару и улёгся на диван, перебирая струны. Попробовал спеть вполголоса:

Надрывной романс не улучшил настроения. Голова заболела ещё сильнее. Мысли снова возвращались к деньгам. Собственно говоря, эти пять рублей мать положила для того, чтобы он молчал о вчерашнем. Но ведь он всё равно никогда не сможет сказать об этом ни отцу, ни кому бы то ни было другому. Так что он имеет полное моральное право взять эти деньги, а его презрение к матери от этого нисколько не уменьшится. Он отбрасывал эту мысль, но она снова и снова настойчиво вползала ему в мозги.

«Возьми, возьми! — словно нашептывал ему кто-то. — Ведь на мели сидишь! Папирос и то не на что купить. Всё равно без денег не обойдёшься…» — у отца попросить? Он к матери опять пошлёт — все деньги у неё в сумочке хранятся.

Самому из сумочки взять? А какая разница — из сумочки или со стола?

В конце концов Женька не выдержал, отбросил в сторону жалобно зазвеневшую гитару, торопливо, словно боясь, что передумает, скомкал и сунул в карман деньги, поспешно натянул пальто и выскочил на улицу.

Едва за ним хлопнула входная дверь, как в комнату вошла Эльвира Петровна. Обеспокоенно взглянула на стол — денег под фотоаппаратом не было. Она облегченно вздохнула. Путь к примирению с сыном был найден.

В школу Женька не ходил целую неделю: боялся, что при встрече с завучем не выдержит и натворит что-нибудь страшное. И только через неделю, когда всё немного успокоилось в душе, перегорело, он пришел на занятия, предварительно взяв у матери справку о болезни.

В школе для Женьки внешне всё осталось по-старому: так же в перемены ребята списывали задачки по физике и геометрии, а на практических занятиях по физике группы по пять человек «составляли цепь» из трех проводков, двух лампочек и одного амперметра (материалов для практических занятий не хватало); всё так же на уроках английского языка ученики тоскливыми голосами рассказывали надоевшие всем «Мой дом» и «Моя семья»; сбившись в стайку, девчата по-прежнему обсуждали свое «глубоко личное», как они говорили; все так же ребята шумно спорили о преимуществе персональной защиты над зонной, о проблемах цветного телевидения, о полетах в космос.

Всё было по-старому. Изменился только сам Женька, вернее, изменилось его отношение ко всему окружающему. Не то, чтобы он почувствовал себя посторонним, нет, просто интересы школьных товарищей показались ему мелкими и незначительными, их разговоры и споры — пустым словопереливанием. Когда и его пытались втянуть в разговор, он отвечал односложно или молча пожимал плечами. В классе быстро заметили перемену, происшедшую с Женькой, но особого значения этому не придали. Одни знали о его неудачном объяснении с Ниной. Другие привыкли, что Женька иногда, как говорится, «напускает на себя», и решили, что у него очередная «игра в разочарованного».

Как бы то ни было, но душевная драма Курочкина прошла мимо внимания одноклассников. Один только Иван Сергеев попытался раза два вызвать Женьку на откровенность, но, так ничего и не добившись, тоже решил, что причина всему — Нина. Его самого настолько охватило неизведанное ранее чувство любви и счастья, что он на всё в мире смотрел словно сквозь розовые очки.

И Женька все больше отходил от класса. Открыв связь матери с завучем, он окончательно решил, что все люди — подлецы, каждый хочет урвать от жизни лакомый кусочек и заботится только о себе, а все громкие слова о долге, о чести и морали — просто ширма, чтобы прикрыть свои низменные интересы. Поэтому все нотации учителей он выслушивал с равнодушным, скучающим видом и почерпнул из них одну только истину: школу нужно кончить, чтобы получить аттестат, который приоткроет небольшую лазейку в будущую жизнь.