Георгий Марягин - Озаренные

Яков Иванович слушал, вытирая платком лоб.

«...Управляющий трестом товарищ Черкасов придерживается «теории», что нужно «идти в глубину» и не нарезать длинных лав. Между тем, если бы лавы были не в шестьдесят-восемьдесят метров длиной, а в сто пятьдесят — двести и применялся бы метод «узкого захвата», то добыча угля из каждой лавы увеличилась бы примерно в полтора раза...»

Черкасов представил, как через несколько часов с ростовским поездом прибудет в Белополье областная почта. Тысячи людей, подчиненных ему, прочтут эту статью. Он, негодуя, стиснул зубы: «Теперь бюро обкома будет разбирать, Ручьев мимо этого сигнала не пройдет».

Зал заседаний обкома партии занимал весь пятый этаж. Строго и скупо обставленный служебной мебелью, он вызывал сравнение с командным пунктом кипучего, многоликого экономического района страны.

Заседание бюро началось в двенадцать дня. Ручьев, просматривая лежавшие перед ним бумаги, изредка оглядывал находящихся в зале. Секретарь обкома был озабочен. Его неприятно озадачивали дела в Белопольском районе. Он думал о том, что люди, вступившие в добровольный союз единомышленников-коммунистов, обязаны быть примером для всех и во всем.

Но как случается, что порой член партии, пользующийся доверием организации, вдруг оказывается отсталым человеком, пораженным червоточиной собственничества, эгоизма.

«Вдруг ли? — спрашивал себя Ручьев. — Начинается река от ручейка. Вот его мы и не замечаем порой, этого ручейка отсталости. А потом, глядишь, речка всяких подлостей из человека прет. Плотины нужно строить, чтобы их сдержать. — Он взглянул на Черкасова. — Ну что заставило его поощрять штурмовщину, тормозить односменку, испытания «Скола»? Как меняются люди! Тридцать лет я его знаю. На рабфаке вместе учились, от коногона до управляющего трестом дошел. Но стал самолюбив, заносчив. Зарвался? Нет, что-то другое... А что?.. Трудно в человека заглянуть, нет еще таких меченых атомов, чтоб можно было просветить и узнать, какая червоточина завелась в сознании или на совести человека. И почему все же Серегин и начальник комбината поддерживали Черкасова, а не Коренева? Что это — ошибка? Недоразумение? — взвешивал Ручьев, еще раз пробегая докладные инструкторов. Ну, с Серегиным дело ясное — перестал учиться, командиром заделался. За цифирками ни людей, ни завтрашнего дня не видит. С Черкасовым сложнее — опытный хозяйственник. Должен же понимать: в тупик в конце концов заведет шахты своими штурмами, невниманием к подготовительным работам».

Черкасов пристально следил за каждым взглядом, движением секретаря обкома. Ему хотелось знать, в каком «настроении» сегодня Ручьев, как вести себя, стоит ли выступать... «Наверное, дадут строгача, — рассуждал Черкасов. — Теперь ничто не поможет. Сам виноват! Нужно было вовремя свернуть... не лезть в драку. Ну, а если бы согласился с Кореневым? Тогда тоже с повинной пришлось бы идти. Отыграться на плановом и техническом отделах комбината?.. Тогда с Матвеем Данилычем отношения испортишь... — Он взглянул в сторону начальника комбината, внешне невозмутимого, листавшего какой-то служебный бюллетень. Матвей такую свинью потом подложит, что весь век помнить будешь».

Черкасов вспомнил, как на днях, во время селекторной переклички, начальник комбината предупредил его: «По-курортному живешь, Яков Иванович! Нужно бороться за проектные мощности. Только на «Глубокой» течение воды заметно, а на других — блаженствуют. Предупреждаю — готовься к новому плану». «Навалит такой план, что не поздоровится. Нет, нужно просто не возражать, признать ошибки. С работы не снимут. Опытные хозяйственники на дороге не валяются».

Серегин сидел, как на гвоздях, — ерзал на стуле, растерянно глядел по сторонам. Он до сих пор все не мог понять толком, из-за чего заварилась каша. «Ну проводили несколько раз дни повышенной добычи — так это для того, чтобы выполнить план. В других районах то же самое делают. Вон в Шуровском районе в День конституции работали...» Серегин зло посмотрел на Черкасова: «Черт пухлый, наверняка сейчас будет юлить, выгораживая себя, — мол, не получал направления от горкома...»

Коренев, раскрыв блокнот, сосредоточенно подчеркивал что-то карандашом.

Задумавшись, парторг вспомнил, как в конце месяца вместе с работниками комбината приезжали на шахту инструкторы обкома, помогли «выправлять» добычу и устроили день повышенной цикличности. «Почему обком смотрит сквозь пальцы на штурмовщину? — недоумевал Коренев. — Нужно будет сказать и об этом». Он невольно взглянул в сторону заведующего угольным сектором обкома Древалева, непоколебимо уверенного, спокойного.