Гумер Баширов - Честь

С высоты тщеславия Байтирак виделся Зиннату крохотным, затерявшимся в глуши, никому не ведомым уголком. Даже близкая ему Нэфисэ меркла в его сознании рядом с разодетыми в шелка блестящими артистками. Резиновые галоши на ногах, фартук с оборочками, длинные косы — все было бедно, жалко. Зиннат пожимал плечами: «Что поделаешь, деревня!»

Заботливые, тревожные письма матери начали вызывать в нем досаду.

«Мама! — отвечал он ей. — Ты собираешься прислать мне перчатки из козьего пуха и валенки. Но ты ничего не понимаешь! Ведь я не в Байтираке! Неужели ты думаешь, что я, точно медведь, стану топтаться в валенках по коврам? Нет, мама, теперь уж я другой. Вот окончу учебу, и ты переедешь ко мне. Но если хочешь прислать деньги, пожалуйста...»

Однако Зюльхабирэ не пришлось переехать в город к своему странному сыну. Прохворав дня три, она неожиданно умерла.

А потом вдруг новое несчастье — фашистская Германия напала на Советскую страну. Музыкальная школа опустела. Большинство слушателей ушло воевать.

В одном из эшелонов уехал на фронт и Зиннат. Поезд шел медленно, подолгу останавливаясь в лесах и на глухих разъездах. Немецкие самолеты бомбили поезда, и передвигаться приходилось большей частью ночью. Зиннат лежал на нарах, предаваясь воспоминаниям о прекрасных днях своей жизни, мечтам о своем будущем.

Куда только не уносила его фантазия! В его воображении возникал огромный концертный зал. Поднят занавес, но сцена еще пуста. Публика в нетерпении ждет кого-то. И вот на подмостки выходит красивый молодой человек во фраке. Это он, скрипач Зиннат Хальфин. Зиннат берет скрипку. Взмах смычка — и звуки начинают мотыльками кружиться по залу. Звуки уводят людей в душистые луга, где журчат студеные ручейки, шепчутся травы. Зиннат ощущает огромную покоряющую силу своей игры. Смычок его как бы прикасается к самым тонким струнам человеческой души.

Последний звук — и зал взрывается бурей рукоплесканий. На сцену летят цветы. Публика восторженно кричит: «Зиннат Хальфин!.. Бис... бис!..»

...Но тут, заглушая восторженные крики, отрывисто загудел паровоз. Со страшным скрежетом, толкая друг друга, вагоны покатились назад. Зиннат бросился к двери, чтобы выскочить, спрятаться в лесу от фашистских самолетов, зловещий гул которых слышался уже совсем близко. Как вдруг пол вагона выскользнул из-под ног и пополз вверх, а сосновый лес закачался, вздыбился.

Что произошло потом, Зиннат уже не помнит. Открыв глаза, — лучше бы они никогда не открывались! — он увидел, что его левая рука, его чудодейственная рука, превратилась в кровавую массу. В ушах стоял нестерпимый шум, голова горела, точно ее поджаривали на медленном огне. А кругом все дымилось, будто по земле прошел огненный шквал. Торчали обугленные доски вагонов, дыбились скрученные рельсы. В нос ударил тошнотворный запах гари. Вновь вспыхнуло пламя. Кто-то застонал в дыму.

С неимоверными усилиями Зиннат раскрыл глаза, чтобы в последний раз увидеть небо. Холодный луч вечернего солнца, словно боясь взглянуть на развороченную дымящуюся землю, торопливо скользнул вверх и, блеснув над колючей макушкой сосны, исчез, оставив во мраке и Зинната и землю.

Зиннат был немало удивлен, когда, очнувшись, увидел себя в госпитале. Его бескровные губы покривились, полузакрытые глаза подернулись холодком. Он даже не ответил на ласковый оклик няни, стоявшей у его кровати, и закрыл поскорей глаза, пытаясь опять погрузиться во тьму, из которой только что вынырнул.

Однако вопреки своему желанию Зиннат остался жить. Он долго не мог избавиться от изнуряющей боли в контуженной голове. Когда он раскрывал глаза, ему казалось, что зрачки вот-вот лопнут от боли, а закрывая их, он впадал в беспамятство, тяжкий бред.

Эти долгие мучительные дни борьбы между жизнью и смертью, казалось, вытравили из души Зинната все живое. Его ничто не радовало теперь, ничто не печалило, будто все его чувства развеялись вместе с пеплом сгоревшего вагона.

В один из многих бессмысленно тянувшихся дней в душевную его пустоту вкралась мысль о Нэфисэ. И странно, вместе с Нэфисэ вошло в сердце Зинната тепло, оно стало понемножку оттаивать.

Теперь Зиннат без устали мог вспоминать, как провожала его Нэфисэ до самой Волги и как не могли они расстаться до утра. Вспоминал и письма, которые она присылала ему в училище.

Да, в городе в жизнь Зинната ворвалась другая девушка. А потом он полюбил еще одну, еще...