Рустам Валеев - Браво, молодой человек!

Смотри, Ильдарка, смотри, братец! Дойдешь ты до того, что афоризмами станешь говорить: «Умей жить — умей вертеться», «Весь мир бордель, а люди сволочи», «Плевать на прошлую жизнь».

Какую штуку выкинул: готовят к отправке в Славянск группу ребят, включили и Ильдара — давно уж он хотел перейти на завод, в цех обжига, — а он отказывается ехать.

Боевой комсорг Ольга клушей налетела на него.

— Ты позоришь коллектив!

— Что я, жену бросил? Пью?

— В ресторан, между прочим, заглядываешь.

— Почему бы не заглядывать? Это ведь не женское отделение бани.

— Ой-ой! Я ничего не слышу. Я закрыла уши!

— Дура ты…

— Кто дура?

— Я думал, ты и правда уши заткнула.

— Мы тебя заставим!

— Много я перевидал всякого.

— Нет у тебя политической сознательности!..

— Па-жа-лус-та, не пришивай мне политических ярлыков. Я тебе не враг народа.

— Ой-ой! Я ничего не слышу!..

— Ладно, поеду.

— Вот молодец!

— Опять ты уши не заткнула. Про-ве-роч-ка.

Ольга убежала в красный уголок, с яростью поревела и пошла искать Рустема. И вот теперь Рустем должен беседовать с братцем.

— Ну, как? — спросил он, встретив Ильдара.

— Да так, — ответил тот, — на уровне.

— Страшно не нравится мне твоя кислая-прекислая рожица.

— Жаль, конечно. Но что делать, если не сладкая у меня рожица. Да и у тебя, — усмехнулся он, — нет причин веселиться.

— Скучно было бы мне каждый день веселиться. Скажи-ка вот что: ты всегда хотел работать в цехе обжига, а теперь, когда тебя хотят обучить делу, отказываешься ехать. В чем дело?

— Ни в чем. Надоело мне все.

Рустем задумался. Сентенции на темы морали подбросить? Попробуй — не возрадуешься!

— Георгий Степанович очень на тебя надеется. Ты ведь его хорошо знаешь?

— И чего ты ко мне пристал? Я же сказал: все надоело! И знать все надоело. Не хочу ничего знать, понял?..

— Не хочешь ничему верить?

Мальчишки, подумал Рустем, мальчишки. Рассказать тебе что-нибудь в назиданье? Может, тогда тебе будет полегче? Может, будет, а может, и нет.

— Панкратов — подлый обманщик, — глухим голосом сказал Ильдар.

— Да, — сказал Рустем, — подлый обманщик.

— Я стараюсь верить, я очень стараюсь!.. Только я думаю… помнишь тот разговор, на омуте, что Оська говорил?

— Помню. Но Георгий Степанович никогда негодяем не был.

— А вдруг?..

— А вдруг ничего не бывает! — крикнул Рустем, взял его за плечи и сжал. — Бывает жизнь!.. Ты не мальчишка, ты парень, молодой человек, понял! Я больше тебя знаю… и тебе нечего бояться, если мне захочется поучить тебя.

— Учи, — сказал Ильдар, — может, у меня все пойдет гладко.

— А на черта тебе гладко! Нельзя, братишка, научиться тому, как избежать всякое, но можно научиться, как относиться ко всякому.

Ильдар глянул на брата снизу широко открытыми грустноватыми глазами.

— У тебя в жизни порядок. Не то, что у меня… Знаешь, если бы у меня была такая девушка, как Жанна, я бы женился.

— Еще будут, — сказал Рустем, и взгляд мальчишки помрачнел, и Рустем поправился: — Еще будет, станет твоя девчонка, как Жанна. Все не просто в жизни, но никогда не надо считать, что жизнь кувырком, никогда не надо подличать и оправдывать это тем, что жизнь была нелегкой. Надо надеяться и верить, что дни впереди будут хорошие. Но разве эти дни совсем уж никудышные? Разве нам не о чем будет вспомнить?

— Наши внуки еще будут нам завидовать, да?

— Ну, болтушка. Внуки!.. Откуда это тебе пришла мысль о внуках? Тебе еще и до сынов далеко. Ах, братец, философ!..

— Ты тоже философ, — сказал Ильдар.

— Совсем ты меня не понимаешь.

— Понимаю я, — сказал Ильдар, — понимаю, когда ты не треплешься.

Ты, парень, вот так — живешь, и живи, без писка. Пищат только неразумные котята, да и то пока слепые, пока под теплым уютным брюшком держит их матушка Мурка.

Спеши делать добро, но не спеши хулить и выбрасывать за борт Епифашку, например.

Ты же не пустоголовый, Вита, однокашник, чудо-юдо! Давай мы вправим тебе мозги, и пусть разумная твоя голова работает на благо ну хотя бы тихгородского человечества! Не будь же дыркой от бублика, а — человеком, личностью!

Ну, Панкратыч… А что Панкратыч? Каким станет этот добряк после ссоры? Они ведь, добряки, добрые — пока их не трогаешь.

Ты поддашься Панкратычу? Никогда, никогда! Балансируй, приятель, соблюдай закон равновесия и бойся встречи с теми, кто не признает закона равновесия, кто не хочет инфарктов и давлений, но и не пугается их! Впрочем, мне его немного жаль.