Когда э т о произошло со мной?
2
— Давай переберемся поближе к воде, — сказал Рустем, — ноги в воду, зонтик мы воткнем вот сюда. Можешь читать, а лучше — лежать просто так. А мне не надо, у меня, видишь, какая роскошная шляпа.
— Как сильно ты загорел, — сказала она, протягивая ноги к воде и окуная их.
— Да, я черен, как чугунок. Ты можешь приподняться на локоть, и тогда видно будет скутера.
— Нет, я буду лежать и слушать.
— Как сегодня жарко. Весь город, наверно, высыпал на пляж.
Она приподнялась на локоть и поманила его пальцем.
— Мама одна, дома?
— О, она уже ходит! Я достал великолепнейшего меду, вскипятил огромный самовар, а соседка напекла лепешек, и теперь они сидят и пьют чай. Да еще я настроил приемник на Казань. Они пьют чай и слушают песни.
Она тихо засмеялась.
— Я вспомнила, как ты пел мне однажды татарскую песню и переводил слова. Я только помню: «Приди, не бойся темноты… Если не будет месяца, будут звезды».
— Я давно не пел эту песню. И тоже помню только это: не будет месяца, но есть же звезды. Вот-вот! Я точнее припомнил.
— Когда же я буду петь, как Тамара Ханум?
— У тебя очень много работы. Не надо брать еще одну обузу.
— Пусть. Пусть много работы, но раз я обещала Ильдару…
— О-о! — сказал он. — Тогда конечно. Только совсем он кислый — братец.
— Не кислый, — серьезно сказала она. — У него неприятная история с Ирой. Но он не кислый.
— Он тебе рассказал все-таки?
— Почему «все-таки»?
— Потому что мне он не стал рассказывать и сказал, что мог бы рассказать только одному человеку… Соображаешь?
— Рассказал, — засмеялась она. — И я ему рассказала о нас.
— Зачем? — Он нахмурился. — Много у нас веселого… В назиданье молодым?
Она погладила его руку.
— Не говори так. Мне давно-давно так хотелось рассказать о нас. Девчонки, знаешь, всегда рассказывают маме, подругам.
Они помолчали. По реке неслись скутера, соревнования закончились, но ребята все носились на воде.
— Очень жарко, — сказала она, — идем искупаемся.
— Ты купайся, а я сбегаю на тот берег и возьму в буфете лимонаду.
3
Возле лодочной станции Циля Овсеевна торговала лимонадом, но к ней было не пробиться. Рустем встал в конце очереди. И вдруг перехватило дыхание — кто-то студеными руками охватил его поперек туловища и поднял над землей.
— Ого-го! — хохотал Панкратов, опуская его на землю. — Угу-гу! За-а-ахватаю, гу-гу!
— Ну тебя к бесу, — сказал Рустем, освобождаясь.
— Что, за водичкой? Никуда не уйдет твоя водичка, идем посидим. Идем, идем!
Они сели возле воды на дырявой опрокинутой лодке.
— Как настроение? — спросил Панкратов.
— Пляжное, — сказал Рустем. — Какое же еще может быть?
— Заварилась у вас каша, — вздохнул Панкратов. — Эта старая история…
— Нет, старая история не остается новой. Все течет…
— Да-а, говори! — отмахнулся Панкратов. — Говори! Заливай мозги старому волку — ничего он не видит, ничего не понимает.
— Что же видит и понимает старый волк?
— А то, братец, что слетит дорогой наш человек Георгий Степанович…
— А Панкратов еще тридцать лет будет начальником участка, и ни взлетов, ни падений у него не будет — закон равновесия. Это хотел сказать?
— Нет, не это, — буркнул Панкратов. — А то, что негодяи останутся при своих интересах. Грустно.
— Только и всего?
— Очень грустно!
— Не грусти, Петр Панкратыч. Директор останется директором, и печь будет действовать, как и прежде.
Панкратов посмотрел с недоверием, промолчал.
— Ну, а с тобой? — спросил он потом.
— Со мной может всяко получиться.
— Говорил я тебе, переходи ко мне.
— Хочешь мне помочь? — усмехнулся Рустем.
— От души! Если что, прямо ко мне, понял?
— Но помочь можно и иначе. Ты ведь знаешь меня?
— Господи, знаю ли я тебя!
— Знаешь, что наговорил на меня Мусавиров…
— Мне с ним бороться, — со вздохом сказал Панкратов, — жидковат я. А потом говорят: не трогай дерьмо…
— Не трогай, говоришь?! — Рустема взорвало. — Не трогай? Пачкаться не хочешь? А кому, мне хочется? Я тоже люблю нежные запахи, розы люблю, медовые, черт возьми, запахи люблю. И тоже не хочу ни инфарктов, ни давлений! Мне тоже не нравится, когда косо на меня смотрят… Но мне и не нравится, когда негодяи похлопывают меня по плечу! Но я вот этими руками буду брать это дерьмо и выбрасывать вон. Сил у меня хватит, даже когда сшибут меня негодяи, я не скажу, что жидковат против них. И твою арифметику я тоже возьму вот этими руками и выброшу вон, не побрезгую, хотя она и пахнет сильней всякого дерьма!
Читать дальше