Николай Фере: Мой учитель

— Колдун не колдун, а вот вечером на собрании посмотрит на тебя и спросит:

«Цыган, где ты арбуз сегодня стащил и кто тебе помогал?» И ты думаешь, откажешься?

Врешь, сам все ему расскажешь. Это тебе не детдомовские тетеньки, а Антон! Понял? Антон!

Его вокруг пальца не обведешь.

Третий колонист, которого я мысленно уже назвал «Молчаливым», оторвал свой

мечтательный взгляд от воды и тихо сказал:

— Ребята, я знаю... Антон — это все равно, как Ворошилов на коне... И все насквозь

видит!..

Издали послышались трубные сигналы. Ребята вскочили: «Э, да мы на обед

опоздаем!» — и исчезли в прибрежных кустах.

Рассказ колонистов заставил меня глубоко задуматься: кто же на самом деле этот

Макаренко, о котором столько вздорных слухов распространяется в Полтаве? Как сумел он

заслужить такую беззаветную преданность ребят? Ведь не случайно же в их представлении

Антон Семенович — настоящий полководец, «Ворошилов на коне»!

– 4 –

Прошло, однако, больше года, прежде чем мне удалось лично познакомиться с

А.С. Макаренко.

Моя знакомая, бухгалтер Е.А. Пышнова, поступившая на работу в колонию, однажды

предупредила меня, что Антон Семенович подыскивает себе помощника — специалиста в

области сельского хозяйства. Это и послужило предлогом для знакомства.

Наша встреча состоялась в начале апреля 1924 года, в Полтавском отделе народного

образования. Был уже вечер. В полутемной комнате, утомленный спорами с работниками

Губнаробраза, Антон Семенович принял меня не очень приветливо. Ни о чем не

расспрашивая, он сразу заговорил о положении хозяйства колонии.

Колония имени М. Горького, расположенная пока еще в маленьких Трибах, должна

освоить полученное ею большое хозяйство в Ковалевке, на другом берегу реки Коломак.

Колония испытывает серьезные затруднения с продовольствием. Земли в Трибах немного,

около двенадцати гектаров, а почва — сыпучий песок. Урожаи иногда даже не покрывают

расходов на семена. В Трибах невозможно правильно организовать труд колонистов,

являющийся основой воспитательно-педагогической работы с ними. В Ковалевке же до 80

гектаров земли и почва хорошая — чернозем; там есть луга и сад. Туда, во вторую колонию,

назначен заведующим Иван Петрович Ракович (Горович) и уже переброшен отряд

колонистов.

Сельское хозяйство должно быть построено на научных основах и вестись образцово.

Поэтому, сказал Антон Семенович, он и решил пригласить в качестве своего помощника

специалиста-агронома.

Он ставил задачу — во что бы то ни стало успешно закончить предстоящий весенний

сев и уже в этом году полностью обеспечить потребность колонии в овощах, а в будущем

году — в жирах и в молоке. Он подчеркнул, что не может быть и речи о привлечении для

сельскохозяйственных работ какой бы то ни было наемной рабочей силы, кроме небольшого

числа руководителей-специалистов. Пусть ребята на первых порах будут выполнять ту или

иную работу и хуже, чем опытные рабочие, но они должны почувствовать полную

ответственность за свое хозяйство и не быть нахлебниками государства. Может быть, и не

все колонисты сразу захотят работать как следует, нужно суметь правильно подойти к ним,

сделать работу интересной, развить в них чувство гордости за хозяйственные успехи

колонии.

Поэтому, сказал Антон Семенович, он хотел бы, чтобы его помощник по сельскому

хозяйству был не только сведущим агрономом, но в такой же степени и чутким педагогом-

воспитателем.

Антон Семенович не скрывал трудностей работы, не скрыл он и своих сомнений в

моих силах: я был еще молод, только три года назад, в 1921 году, окончил вуз, а

педагогической деятельностью не занимался вовсе. Однако весна была не за горами, и он

сказал, что если я согласен работать, то необходимо не позднее середины апреля приступить

к делу в Ковалёвке.

Я раздумывал. Как ни молод я был, у меня хватило жизненной опытности, чтобы

отчетливо представить себе, какой нелегкий путь ожидает меня. А неприветливый приём

Антона Семеновича вызвал ещё опасение, что мне не удастся с ним сработаться. Мелькнула

мысль отказаться от дальнейших переговоров, но молодость взяла свое: она подсказала мне,

что пренебречь интересной работой под руководством талантливого человека только потому,

что эта работа трудна,— признак непростительной слабости.

В назначенный день, 14 апреля 1924 года, к моей квартире подкатила двуколка —