Михаил Никулин - Полая вода. На тесной земле. Жизнь впереди

— Если даже от мельницы не поедут к амбару, все равно давай сигнал: надо же им вбить в голову, что не они тут хозяева, иначе вовсе обнаглеют.

И едва успел Андрей проговорить это, как Кудрявцев, подняв револьвер над головой, дал сигнал. Тотчас же впереди, во дворах и на улице, папиросными огоньками вспыхнули выстрелы. По вербам, изламываясь, заходила резкая трескотня звуков.

Бандиты, видимо, полагая, что огонь по ним ведут слева, из-за амбара, рванулись вправо, но и здесь их встретили выстрелы… Тогда они, покружившись, как ветер, потерявший дорогу, лавой кинулись к хутору. Один из выстрелов так круто завернул лошадь под опередившим всех всадником, так высоко вздыбил ее, что ни Андрей, ни Кудрявцев не удивились тому, что в следующее мгновение она вместе с седоком рухнула на снег.

Яков громко сказал:

— Для начала есть!

— Один-то есть, но они прут напролом, — забеспокоился Андрей и тут же крикнул в сторону улицы: — Товарищи, держись канавы! Бей и ни шагу из нее!

— Ни за что не вылезай из канавы! Целься лучше и бей! — крикнул и Кудрявцев и спрыгнул с крыши сарая. Держа в одной руке револьвер, а другой поправляя сползающую мелкую овчинную шапку с красным верхом, он побежал к тем, кого хотел поддержать в наступающую минуту опасности.

Яков, точно огромный взлохмаченный грач, заорал с вербы:

— В терны помчались! Вправо пошли!

— Вправо по канаве перебегайте! Вправо огонь! — передавал Андрей, а сам стрелял с сарая туда, где конные, слившись опять в темную стайку, летели над снегом, готовые через несколько секунд смешаться с черными кустами терна и дикой яблони. Из канавы по ним стреляли хоть и вразброд, но часто. По дороге к кустарникам бандиты оставили на снегу еще одно темное пятно. Доносился разгоряченный голос распоряжающегося около канавы Кудрявцева.

Ответная стрельба началась не сразу после того, как бандиты скрылись в кустарниках, прилегавших к скату, но велась, видимо, по команде, потому что пули рой за роем с визгом проносились над крышами дворовых пристроек и между вербами. С толстой вербы сорвало ветку, затем заиндевевшее дерево стало дымиться под пулями. Яков невольно поглубже спрятался в развилке, но, видя, что Андрей кувырком скатился с крыши в снег, опять высунулся и испуганно спросил невесть кого:

— Неужто достала?

— Да нет, это я по доброй воле, — засмеялся Андрей и, стряхивая с шубы снег, шутливо обругал свою слабую левую ногу.

Из кустов скоро перестали стрелять. Притихли и наши в канаве. Эта рассветная тишина тянулась для Андрея и Якова нестерпимо долго. Андрей все допытывался, что видит Яков с вербы, а тот, вглядываясь в пространство, краснел от утреннего мороза и от напряжения и, зябко поводя плечами, молчал. Да ему и нечего было сказать: кроме окраинных хат, оцепленных полукружьем канавы, кроме самой вершины ската и примыкавших к скату кустарников, протянувшихся от хутора на добрых три версты, ему ничего не было видно.

— Но хоть наших-то ты видишь? — спросил Андрей.

— А как же! Из канавы головы торчат.

— А бандиты, значит, сквозь землю провалились? — злился Андрей.

— Не знаю, куда они девались: может, тут под носом, под скатом, а может, и дальше.

— Бабушка сказала: или дождик, или снег… Что-нибудь будет, — пробурчал Андрей и хотел было уже пойти к тем, что лежали в канаве, как тишину разорвал простуженный, резкий и нахальный голос, донесшийся из-под ската, из кустарников:

— Краснопузые, чего же вы притихли? О чем помышляете?

— Ни о чем больше, как о том, чтобы вас, бандитов, перестрелять! — отозвался из канавы Кудрявцев, и голос его весело прозвучал в неподвижном морозном воздухе.

Несколько секунд помолчали.

— Эй, краснопузые! — раздался все тот же резкий голос. — Учтите, что мы сейчас будем обходить вас. Пишите завещание, а то поздно будет!

— Бандиты, кулацкие выродки! У нас уже написано завещание: что останется после нас — все трудовому народу! А живоглотов завещаем бить до последнего! — ответил Кудрявцев.

И верно потому, что слова Ивана Николаевича были близки настроению и помыслам его подчиненных, из канавы послышались новые голоса.

— Если храбрые — высовывайте морды, мы начнем вас умывать, — подзадорил Филипп.

— Начнем носы вам ковырять! — послышался голос Хвиноя.

— А кум Хвиной у нас в гору пошел, — сказал Андрей не то Якову, не то самому себе.

Но перебранка закончилась, а стычка, которую в канаве, за сараем и на вербе считали неизбежной, почему-то не начиналась. Прошло еще несколько напряженных, тихих минут.