Михаил Никулин: Полая вода. На тесной земле. Жизнь впереди

— Дедушка, а может, мы вот этого, буланого, с короткой шеей, назовем Тигром? — спросил Миша.

— Смело можете назвать!

У Ивана Никитича, всю ночь проработавшего на путях и побывавшего в райисполкоме и райвоенкомате, было теперь много знакомых. Они подходили к нему, разговаривали и уходили.

— Дедушка, а кто этот, что в фуражке с красным верхом? — кричал с подводы Гаврик.

— Сам начальник станции!

— Дедушка, а чего он приходил?

— Благодарил за помощь дороге. Спросил: «Может, вагоном вас и лошадей отправить домой?»

— А вы ему что? — нетерпеливо спрашивал Гаврик, любивший ездить по железной дороге.

— «Премного благодарим, — говорю. — Время, говорю, военное, не станем загружать дорогу. Ведь у нас, говорю, и коровы есть…»

В очередной рейс подъезжая на порожней повозке к станции, Миша и Гаврик впереди увидели старенький газик и очень обрадовались ему. Это был газик Василия Александровича. Из приоткрытого капота машины торчала приподнятая нога в знакомом рыжем сапоге.

— Миша, а где же Василий Александрович?

Минуя лесозащитную полосу, ребята увидели и Василия Александровича. Он стоял около бедарки, засунув руку за борт защитного, сшитого в талию пиджака, и слушал Ивана Никитича.

Миша и Гаврик сразу догадались, что старый плотник о них что-то рассказывал секретарю райкома. Не случайно Василий Александрович, заметив приближавшуюся повозку, более охрипшим, чем вчера, голосом весело сказал:

— А вот и они сами. Подъезжайте сюда и укладывайтесь в дорогу!

Ребята помогали Ивану Никитичу запрягать в бедарку коня, укладывать сумки. Потом они сорванными пучками бурьяна, как вениками, выметали кирпичный сор из ящика повозки, укладывали тюки сена, а уж после всего этого стали стряхивать с себя красную кирпичную пыль.

Василий Александрович своими большими, задумчиво улыбающимися глазами наблюдал, как ребята собирались в дорогу.

— А как вы думаете?.. Конечно, сознательным живется беспокойней, — говорил он ребятам. — Но зато красивей! Вы об этом непременно на свободе подумайте!

Лошадь была запряжена, фураж уложен. Подобрав вожжи, Иван Никитич сидел уже в бедарке, собираясь сказать Василию Александровичу: «Мы совсем готовы. Разрешите ехать?»

Зная, что старик торопится, Василий Александрович подумал, посмотрел еще раз на ребят, взобравшихся на повозку, и сказал:

— Иван Никитич, я был сейчас только на ферме — коровы целы, сыты. Признаюсь, не утерпел и машиной добежал до самого вашего колхоза. Ждут вас там!.. Но ведь ждут завтра? Задержимся здесь еще на несколько минут. Вот-вот должен показаться поезд. Первый поезд на освобожденной миусской земле. — Василий Александрович обернулся к ребятам: — Они ж помогали очищать ему путь?! Посмотрим на него и разъедемся по своим делам.

Пока Василий Александрович наказывал Ивану Никитичу, как лучше использовать в колхозе посланных с моста шефов-мастеров, из-за покатой возвышенности показался поезд. На станции его ждали: на путях никого не осталось, и путевой профиль стал широким, как река. Военные, железнодорожники, колхозники окрестных сел густо заполнили небольшой перрон. Около третьего пути стояли несколько вооруженных бойцов, а впереди них железнодорожник с флажком в вытянутой вперед руке.

Миша и Гаврик слышали, как Василий Александрович и Иван Никитич один за другим значительно проговорили: «Воинский». Ребята встали с тюков сена и, стоя в повозке, не отрывали глаз от поезда. Он был уже недалеко. Степная окрестность станции наполнялась нарастающим гулом. Было ясно, что поезд не остановится здесь.

Миша и Гаврик на платформах поезда начинали различать танки, зенитные пушки, автомашины. И вот они уже угадывали часовых, одетых в полушубки, обутых в валенки. Чем меньше становилось расстояние между поездом и станцией, тем яснее было ребятам, что непосредственная встреча с поездом будет очень короткой.

— Гаврик, что-то надо делать, — обеспокоенно зашептал Миша.

— Ура! — донеслось со станции, и ребята увидели, что над перроном стайкой грачей закружились подброшенные шапки.

— Миша, видишь, что надо делать! — разгоряченно ответил Гаврик, и они, подбросив шапки, стали кричать: «Ура! Ура!» Оглянувшись, они увидели, что овчинная шапка Василия Александровича и треух старого плотника уже лежали на земле, а сами они не переставая кричали: «Ура! Ура!»

Поезд уже поравнялся со станцией. Клочья пара полетели на перрон, на крыши товарных вагонов, покорно бежавших за паровозом.