Анатолий Курчаткин - Повести и рассказы

— Садитесь, Александр Федорович! — показал он на мягкое покойное кресло с внешней стороны стола. Яблоков сел, в другое кресло хотел сесть Пархоменко, но председатель попросил его: — Борис Леонтьич, оставь нас вдвоем, нам с Александром Федоровичем нужно кой о чем…

— Ага, ага, ну конечно! — торопливо выговорил Пархоменко и с этою же торопливостью вышел из кабинета.

— Александр Федорович!.. — В голосе у председателя была мягкая укоризна. — Ну, зачем же уж так-то вот? Чтобы сам Иван Петрович звонил, нажимал… Зачем же прямо самому Ивану Петровичу? Мы и без того на вас как на кандидата смотрели, и без того, сами по себе, думали… это-то уж все ни к чему было!

«Да, ни к чему, конечно. И без того, сами по себе», — вслед председателевым словам саркастически произносил про себя Яблоков…

И сейчас, выслушивая излияния Аверкиева, он подумал: сказать тому? И тут же решил: нет, не надо. Пусть узнает сам по себе. Какие новости хорошо упредить, а какие упреждать вовсе не след.

— Ладно, старичок, пойду, — сказал Аверкиев. — У тебя что, занятия?

— Занятия, — не стал его разубеждать Яблоков.

Никаких занятий у него не было, он приехал забрать свою спортивную одежду. Команда мастеров жила на загородной базе, и ему предстояло тоже перебираться туда.

Он поглядел вслед Аверкиеву. Аверкиев сбежал с крыльца, подошел к своей машине, открыл…

Как он, совсем еще недавно, завидовал ему! Как завидовал!.. Зимой еще это было…

Сейчас стоял конец сентября, обочины дорог были полны палого желтого листа, в воздухе висела чуть-чуть подсвеченная слабеньким солнцем кисея мороси.

После раздевалки, взяв одежду, Яблоков пошел в зал к Афоне. Надо было сказать ему, не откладывать это в долгий ящик, что на дверную халтуру он должен поискать себе нового напарника. Ни к чему теперь халтура. Конечно, она давала побольше даже, пожалуй, чем будет иметь на месте Аверкиева, ну да ведь не из одних денег жизнь. А деньги, кстати, будут. Командировочные будут теперь наматываться, суточные, квартирные, да и с талонов на питание всегда можно будет поиметь кое-что, главное — не зарываться, уметь остановить себя, не преступить, так сказать, черту…

Афоня на ринге судил учебный бой. Прыгал со свистком в губах, свистел, разводил, объяснял что-то и снова свистел, чтобы сходились, увидел Яблокова и помахал рукой: подожди немного, сейчас.

Яблоков прошелся вдоль скамейки с сидевшими на ней тесным рядком мальчишками, одинаково одетыми в белые трусы и белые майки. И вспомнилось: вот так же сидел, подсунув руки под ноги, смотрел на площадку, где, гулко стукая мячом, носились старшие мальчики, и сердчишко прыгало от восторга и замирало от зависти: научиться бы так же, неужели никогда не научится?!

Афоня громко, продолжительно свистнул, подлез под канат и спрыгнул на пол.

— Салют! — сказал он, подходя. — Ты чего здесь?

Они уже виделись нынче, и он знал, что у Яблокова сегодня здесь никаких дел.

Яблоков подумал, что без него с халтурой у Афони, наверно, заглохнет. На нем все держалось, на Яблокове: он решал, он распоряжался, он посылал… Наверно, заглохнет.

Афоня, когда выслушал Яблокова, с минуту не мог сказать ничего толкового, так расстроился.

— Ну-у, Са-аня!.. Ну, Са-аня!.. — только и повторял он.

«Ничего, — со злорадством подумал Яблоков. — Ничего, вот так тебе. Отодвигался он от меня, видишь ли…»

— Ну, вообще я за тебя рад, конечно, — смог наконец заговорить Афоня. — Не ожидал никак, совсем не ожидал… но рад за тебя!

«А если гад Пархоменко будет филонить, — думал Яблоков уже в машине, гоня по дымящемуся водяной пылью асфальту, — я ему не Аверкиев, я за него не буду тащить, я ему сделаю козью морду…»

Где этот Дом культуры, в который он ехал, Яблоков не знал, проплутал и к началу опоздал. У входа в зал стояли два дюжих, в какого-нибудь шестидесятого размера костюмах мордоворота и, когда Яблоков, забывший в спешке о билете, хотел с ходу открыть дверь, заступили ему дорогу:

— Приглашение у вас имеется?

«Черт! — невольно восхитился Яблоков. — Как поставлено!..»

Он показал билет — и его пропустили.

Зал был небольшой, мест на сто, и все места заняты; и не только заняты все места, но и стояло полно вдоль стен, и за последним рядом кресел тоже. Над трибуной возвышался человек такого классически профессорского вида, с бородкой, в золоченых очках, он говорил:

— Первоочередная наша задача заключается в том, что мы должны способствовать сохранению нас как особо важного в генном отношении вида в условиях приближающегося нового оледенения Земли. А с этой целью мы должны всемерно…