Юрий Смолич - Мы вместе были в бою

— Ты прав, — прошептала Мария, — мне надо вспомнить всех, кому я рассказала про Пахола. И он — первый, кого я уже вспомнила.

Она начала застегивать кофточку. Пальцы ее дрожали.

— Ты смотри в окно. Я еще не оделась.

Стахурский отвернулся. По дороге над Казачкой шел человек. В увеличенной многими планами гористой местности перспектива дороги казалась далекой, а человек на ней — исполином. Но дорога была совсем близко, и человек на ней совсем не был исполином, просто вблизи черты его были видны очень отчетливо — стоило лишь присмотреться к ним.

— И он, — тихо сказал Стахурский, — говорил мне, что ты арестована, в то время как тебя просто вызвали в партком. Он знал об этом?

— Нет. Но он знал, что шпионка разоблачена и арестована. Знал и то, что документы похищены у меня. Знал, какая на мне лежит ответственность, если б я провинилась хотя бы в халатном отношении к секретным документам. Он, как и все в управлении, знал, что вины моей нет, так как документ был похищен из моей полевой сумки ночью, когда я спала, положив ее под голову, и что меня во сне еще дополнительно усыпили хлороформом. Но он видел, что я обеспокоилась, получив какую-то записку, — это была записка от Асланова, — и торопливо ушла.

— Да, — сказал Стахурский, — Асланов сразу обратил на это внимание. Приходит неизвестный человек и спрашивает про тебя. Ему вдруг говорят, что ты арестована, когда это совсем не так. Таким способом, по реакции спрашивающего, он хотел проверить, кто же спрашивает: враг или друг?

Стахурский умолк.

Мария подошла к Стахурскому и стала рядом. Она была уже одета.

— Продолжай, — тихо сказала она.

— Больше мне прибавить нечего. Я просто думаю о шпионке Берте-Леди. Она не могла действовать здесь одна, не имея сообщников, не имея каких-нибудь связей.

Мария строго спросила:

— Итак?

— Итак, об этом человеке мы знаем следующее. Из твоего рассказа ему было известно твое безграничное доверие к Пахолу. Он порекомендовал тебе для работы человека, который впоследствии оказался агентом шпионки Берты-Леди. Потом он же сказал мне про твой арест, не имея никаких оснований на это. А что сам он с националистическим душком, у меня нет никаких сомнений.

— Итак, — строго заключила Мария, — ты считаешь, что все это должно нас насторожить?

— Да, я так думаю.

Они долго стояли молча и смотрели в окно. Они плохо видели, что было за окном, — каждый из них был занят своими мыслями. Но думали они об одном.

Стахурский, наконец, сказал смущенно:

— Ты прости, все это так тяжело и грустно…

— Я понимаю тебя…

— Мы встретились после долгой разлуки и сразу затеяли спор.

— Нет, нет! Какой же это спор?

Она коснулась рукой его плеча. Он уловил этот короткий, интимный жест и ласково закончил:

— Для того и становятся мужем и женой, чтобы во всем разбираться вместе. Правда?

Он улыбнулся ей, но Мария не ответила на его улыбку и продолжала стоять суровая и замкнутая.

Потом Мария сказала громко, без запинки:

— Я не буду твоей женой, Микола.

— Что?

Он отшатнулся.

— Мария!

Она снова на миг коснулась его плеча. Она произнесла страшные слова, но она была сурова к себе в своем горе.

— Не говори ничего. — Потом она тихо добавила: — Я не могу. Я не достойна этого… Нет, я не то хотела сказать, — я не готова к этому.

Он повернулся всем телом, она тоже повернулась к нему и смотрела ему в глаза с тоской, но и с вызовом:

— И я не хочу этого!

Она не хотела. Обида душила ее. Ей нужна была его твердая рука, чтобы опереться на нее, а он был не ровня ей. Она была женщиной, но она была и солдатом, они вместе были в бою, и она не могла так.

— Я умела сама справляться на войне. Я должна суметь и теперь. И я сумею.

Они стояли друг перед другом, в предельном напряжении.

Потом Стахурский взял Марию за плечи.

— Нет, Мария, я не принимаю твоего отказа!

Она вскинула на него испуганные глаза.

— Ты будешь моей женой. — Он улыбнулся. — Мы были вместе в бою, мы будем вместе и дальше.

Она пошевельнулась, и лицо ее просветлело так, что на нем вот-вот могла появиться улыбка. Но она не улыбнулась. Она должна быть твердой. Она — сама.

Тогда Стахурский сказал еще, чтобы уже больше к этому не возвращаться:

— Ты сама понимаешь: не может быть обиды там, где речь идет о важном общественном деле. Дело не в этой Берте-Леди и подобных ей. И на нашем пути еще будут и трудности и враги. Но посмотри на людей: они закалились в войне, в мирном труде у них солдатская хватка — они отважны, и бдительность у них в натуре. Они приучились опираться на друга и отчетливо видят недруга. Такими должны быть и мы.