— И надо же так, — послышался из-за трактора виноватый голос. — Постиралась третьего дня, а смены нет. Даже лифчик и трусы последние.
Васяня молчал.
— Как же я пойду теперь… такая?
Васяня слушал ее и видел полные белые плечи, белые руки с грязными, как в перчатках, кистями, белые бедра и горячие вздрагивающие икры, к которым он припадал лицом, когда старался удержать ее на гусенице.
Надежда вдруг рассмеялась — весело, громко, с нервным захлебывающимся ликованием. И смеялась долго, вздыхая, охая и хлопая себя, может быть, по бедрам. Васяня сидел, слушал, сдерживая дыхание, глядел на свои худые сапоги и не смел пошевелиться.
— Ты мне дай штаны, — сказала Надежда, отсмеявшись. — Стыдно мне так-то. Слышишь, что ли?
— Слышу, — прохрипел Васяня. — Только не дам. На мне тоже внизу ничего нету, нагишом буду сидеть.
— Как же я тогда?
— Иди на стан, там бабы дадут чего надо.
— Глупый. До стана-то голой мне идти, что ли?
— А как же еще. Мужиков нет, стыдиться некого. Пахомыч встретится если, не бойся, он старик, не видит ничего.
— Оба вы хорошо видите!
Надежда опять вроде бы засмеялась и зашуршала чем-то матерчатым.
Васяня вдруг вспомнил ночевку в омете, тревожное тело Надежды, ее поцелуи и слезы и догадался, что она не спала.
Осторожно, крадучись, он поднялся и воровато выглянул из-за гусеницы. Надежда легко и быстро шла на увал, который они так и не одолели вчера с проклятой поломкой. На влажной черной пашне четко белела ее фигура с длинными стройными ногами и гибкой талией. Бедра она обернула, как индеец в книжке, лоскутьями своего платья.
Когда Надежда поднялась на взгорье и потом скрылась из глаз, Васяня решительно влез на гусеницу и стал заводить трактор.
Нет, он не будет больше прицепщиком, хватит! Он попросится сменщиком, он станет работать наравне с Надеждой и даже лучше ее. А когда кончится война, он станет большим и сильным; как ее Алеша. И вот тогда он женится на ней и станет звать Надей. И потом купит ей шелковое платье. Новое! И комбинезон еще купит синий — для работы.
И хватит маяться с эллипсным валом! Он потребует в МТС новый коленчатый вал, подшипники не будут плавиться при большой нагрузке, и начнут они с Надеждой пахать глубоко, всеми корпусами и вырастят такой урожай, какой не выращивали даже его отец и Алеша, когда они были живые.
1962 г.
С детства я любил машины и мечтал стать шофером. Лучше бы, конечно, летчиком, но это уж слишком для нашей забытой в степи деревушки, это было бы пустым мечтанием. Как рай для моей бабушки. Правда, грешной я бабушку не считал, но ведь рая-то нет, любой мальчишка это знает, даже не пионер.
Шофером, только шофером! И не просто шофером, как Пашка Рубль-пять на своей полуторке, а в о д и т е л е м! Чтобы комбинезон с поясом, сапоги хромовые, фуражка в клетку, кожаные перчатки по локти — краги.
Но поскольку машины для меня еще не прислали, ее надо было создать. И двигатель, и шасси, и руль, и кузов с кабинкой.
I
Вначале было не очень веселое дело. Пожалуй, даже грустное дело, несчастное, однако необходимое.
Возле пустой скотобазы на зеленой чистой луговине ветфельдшер Клавка Хребтюгина выхолащивала красного быка по кличке Буран. Неподалеку стоял привязанный к воротнему столбу такой же круторогий, но весь черный, как грач, его ровесник Злодей, ожидая своей очереди. Я чесал у него под горлом, гладил шею, успокаивал. Оба быка на днях станут живой тягловой силой, получат общее наименование — рабочие волы — и поступят в мое распоряжение как двигатели.
Веселый плотник дед Кузьма уже сколотил для них бестарку вместимостью до тонны (кузов!) и парное ярмо с железными занозами — его можно назвать муфтой сцепления, а дышло — карданным валом. На нижней планке «муфты»-ярма дед Кузьма написал карандашом «Зделано в СССР» — крупно написал, печатными буквами. Так, наверное, пишут на хороших, настоящих машинах, только без ошибок.
Шасси тоже было надежным: передок бестарки поворачивается на железном круге, колеса ошинованные, на железном ходу. Осталось самое главное — двигатели.
Клавка орудовала блестящим тонким ножом умело, быстро. Полевод Николай Иванович, хромой шофер Пашка и конюх Мустафа сидели на связанном вздрагивающем Буране, а она резала.
— Все равно они тебе не нужны, — сказала она бывшему быку, поправляя локтевым сгибом руки сбившийся платок. — На работе так ухайдакаешься, что будет не до коров, не до телок. Пашка, подай-ка пузырек с йодом… Во-от!.. Можно развязывать.
Читать дальше