Нотэ Лурье - Степь зовет

Юдла внезапно охватил панический страх. Зачем он его отпустил, Хонцю? Нельзя было отпускать, надо было затащить в дом… Куда он сейчас пошел? Куда?…

Кругом стояла глубокая тьма, какая бывает перед рассветом. На низком, тусклом небе одна за другой меркли звезды, закрывались, как чашечки цветов перед дождем…

Элька поднялась рано, только выгнали стадо на пастбище. Жена Хомы Траскуна Катерина была сильно не в духе, проходила мимо, не поднимая глаз, молчала. Нарочито мешкая, развела она огонь, замешала болтушку, ни разу не оглянувшись на Эльку, будто той и не было здесь. Элька, словно не замечая, помогла прибрать во дворе, подмела перед порогом, у завалинки. Ночь она провела неспокойно. Ей все представлялась запруда и тот черноглазый парень, который поил у ставка лошадей, а потом повстречался ей у красного уголка.

«Что он тогда сказал?» — пыталась она вспомнить и не могла.

Катерина подошла к ней и молча поставила на завалинку глиняную чашку с болтушкой. Элька вымыла у колодца руки, наспех поела и, забежав на минуту к Хонце, отправилась в Санжаровку, в сельсовет. На хуторе перекликались поздние петухи. Свежий ветер шаловливо ерошил волосы, ласкал щеки, шею, бодрил кровь. Широким, гибким шагом Элька поднималась вверх по холмистой дороге.

По склону холма протянулись ряды молодой кукурузы. Узенькие кукурузные полосы и затравеневшие межи кругом исчертили степь. На ходу Элька сорвала длинную метелку кукурузы и отмахивалась ею от степных оводов, садившихся на загорелые плечи. Внизу, у подножия холма, сидел на корточках хуторянин и старательно выдергивал сорняки, глушившие молодые побеги.

«Ковыряется в земле руками, — подумала Элька, — ногтями роет ее. Кажется, это Шия Кукуй?»

Она откинула назад светлые волосы и легко сбежала по откосу.

— С добрым утром! — громко поздоровалась она. — Работаем?

Кукуй, худой пожилой мужик, посмотрел снизу вверх на Эльку и, кряхтя, распрямил спину.

— Э-эх! Работаем-то работаем, а что толку? Кусок хлеба да фунт лиха, а по правде — одно только лихо и есть. Вот так, как видите, от зари до зари…

Он поднялся с корточек, и стало видно его изможденное лицо, обросшее рыжей клочковатой бородой, с впалыми щеками, будто этот человек никогда в жизни не наедался досыта.

— И сколько же вы успеваете за день? — спросила Элька.

— Кто его знает… День на день не приходится. — Шия поскреб затылок черными от земли пальцами и окинул взглядом узкую полоску кукурузы. — Рядов девять можно выполоть, только бы сил в руках хватило.

— То-то, в руках… А машины на что?

— А-а! Что машины! — лениво ответил Шия. — Нам наших рук не жалко. И опять-таки где ее взять, эту машину?

— Где взять? — быстро переспросила Элька. — А Ковалевск? А Веселый Кут? До каких же пор вы так и будете копаться — каждый сам по себе? Ведь одной машиной можно всю эту кукурузу, и вашу и всю, за два дня…

— Так разве я один? — словно оправдывался тот. — Весь хутор так…

Он вытащил из-за пояса тощий мешочек с махоркой и закурил.

Элька подошла ближе.

— Сегодня у нас собрание насчет коллектива, — сказала она. — И о машинах разговор будет… Приходите!

— Придем, послушаем. Мы уж тут с Микитой толковали. — Он снова присел на корточки и ухватился за бодяк, бормоча: — Пока что надо работать. Попотели на чужого дядю, чтоб ему…

По всему склону холма растет бурьяновская кукуруза. Одна полоса отделена от другой затравеневшей межой. Ранней весной, как только отсеялись, Шия Кукуй поставил у своей полосы суковатый колышек, чтобы не спутать с соседней.

Несколько недель спустя Шия Кукуй с больной женой и тремя дочерьми — все, как одна, огненно-рыжие, щеки в крупных веснушках — вышли с зарею в поле полоть кукурузу. Отыскали свою полосу, отмеченную колышком, и вся семья рассыпалась между рядами.

Кукуруза густо заросла крапивой, лебедой и черным пасленом.

Кончили полоть только поздно вечером, еле управились.

— Ну, теперь можно ждать доброго урожая, — говорил Шия Кукуй жене и дочерям, улыбаясь запекшимися губами.

И вот два дня назад Шия с женой наведались в степь посмотреть на свою кукурузу.

— Что это?! — закричал он вдруг не своим голосом. — Вся кукуруза пошла в ствол! Бодяками заглушило!

— Ой, господи боже ты мой! — причитала жена, разгребая трясущимися руками сорняки. — Все как есть заглушило, пшонки совсем никудышные, горе ты мое…

Шия Кукуй, растерянный, подавленный, продирался сквозь заросли чертополоха и не мог понять, откуда его столько взялось.