Ян Ларри - Как это было

Мишка кричал так громко, что его услыхали соседи. К плетню подошел дядя Павел.

— Привезли, что ли?

По радио, дядя Павел! Ей-бо, передавали сичас!

— Ну? — обрадовался дядя Павел.

— А не врешь? — спросил батька.

— Ей-бо! — перекрестился Мишка.

Услышав слово «ссуда», подбежали еще двое, вынырнул откуда-то и Федоров.

— Дают? А? Что? Не говорил разве я?

— Ну, ну, послушаем!

Народ повалил следом за Мишкой в избу.

Народ повалил следом за Мишкой.

Это был самый лучший час Мишкиной жизни. Еще совсем недавно никто даже внимания не обращал на радиоприемник. Федоров говорил, что громкоговорители ему еще в Красной армии надоели, батька и мамка считали радио баловством. Бабка хотя и пыталась слушать, но была она глуховата на одно ухо и ничего поэтому не услышала. А дед плевался, если ему предлагали послушать. Один дядя Степан побывал раза два на полатях, но всякий раз, когда надевал он наушники, радио как на зло молчало. Дядя Степан рассердился и пустил по деревне плохую славу про радио.

— Трещит чего-то там, вот и пойми! Пустая затея!

Иногда забегали к Мишке и Косте другие ребята, но днем радио почему-то больше молчало, а вечером кто же слушать будет?..

Рано ложатся спать в деревне.

Влетев в избу, Мишка крикнул:

— Говорят еще?

Костя спустил с полатей голову с наушниками, сдвинул микрофон с одного уха и спросил:

— Чего?

— Про ссуду говорят еще?

— Не! — мотнул головой Костя, — какую-то атому разъясняют.

— Какую атому?

— В клетках, говорят, живет. Вроде птицы что ли… Не понять!

— Путаешь чего-нибудь, — сказал батька и сам полез на полати. — Ну-ка, дай-ко-сь мне!

— С батькой на полати полез и Федоров.

— Ребята чего понимают? А я привычный к этому делу. В Красной армии бывало, надоест даже…

Батька и Федоров нацепили наушники и притихли.

— Атомное ядро, — шопотом повторял батька, посматривая с палатей серьезными глазами, — долгое время считалось конечным элементом материи, но в последнее время…

Батька замолчал, прислушиваясь к голосу радио, и так сидел некоторое время, шевеля потрескавшимися губами, потом нахмурился и сбросил наушники на овчину.

— Пойми тут: ликтороны, атомы, клетки да…

— Тьфу, дьявол!

Снял наушники и Федоров.

— Научное разъясняют, — сконфуженно произнес он.

— А про ссуду-то? — спросил дядя Павел.

Батька посмотрел на Мишку.

— Где же ссуда-то твоя?

— Дык… Сам слышал…

— Что же, — вступился Федоров, — не год же про ссуду передавать. Кому ссуда интересна, а кому иликроны с атомами… Тут на всякий вкус, вить… Кому что надо… А ты, Мишка, того… не ослышался?

— Вот, ей-бо! — перекрестился Мишка.

— А ну-ка, повторить можешь, чего передавали?

— Могу… Слушаем мы давеча, а оно и говорит: пострадавшим от неурожая выдаем без возврата…

— Чего выдают-то?

— Ссуду! А семена…

— Так и сказали ссуду?

— Ей-бо, сам слыхал!..

— А про семена-то как, как?

— А семена, грит, через два месяца…

Батька посмотрел в сторону радиоприемника и нерешительно сказал:

— Да оно, пожалуй, на правду похоже… Вроде бы и время выдавать…

— А по скольку дают-то? — спросил дядя Павел.

— Не говорили об этом!

Пойманная антенной новость мигом облетела деревню. В избу, набитую народом, пришел председатель сельского совета, старый солдат Кандыбин, расспросил ребят и покрутил желтые от махорки усы:

— Ну, вот… А чего орали? Пришло время и дают…

— А может брехня это… С радия чего возьмешь, коли взбрешет? И говорит-то откуда, неизвестно.

— Брехни тут никакой не может! — строго сказал председатель. — Раз властью разрешено передавать по воздуху, стало быть все на совесть.

— Ну и слава богу! — вздохнула вдова Устинья. — я было к Силантию уж хотела… Чуть было, ить, хомут не надела на шею…

Через три дня в сельсовет пришла бумага. А через неделю деревенская беднота получила из города хлеб, который советское правительство отпустило бесплатно.

— Вот оно! И отдавать не надо! — кричал Федоров. — Своя власть, потому и бесплатно… Не то что кулачье…

— Ты к чему это?

— А все к тому же: власть нас научает колхозами жить, а вы все думаете худа она желает нам, Адьеты!.. Верно, громкоговоритель? — обращался Федоров к Мишке.

— Я ничего не знаю, — пыхтел Мишка.

Он был немного сердит на Федорова. Да и то сказать, как же тут не сердиться, если Федоров прозвал Мишку громкоговорителем. А деревенские ребята и рады.