Ян Ларри: Как это было

— Ясно, жалко! Она с Шуркой няньчится, а умрет, так нас заставят.

— Ну, вот, видишь!

Вечерами Мишка и Костя слушали радио, очкастый писал что-то, потом вместе пили чай. Иногда на чистую половину заходил Грибакин. Усмехаясь и конфузясь, он брал наушники и так вот, с наушниками на лохматой голове, простаивал долгое время. А потом передавал наушники кому-нибудь из ребят и качал головой.

— И до чего это доходит техника?! Хлеще, ить, поповского граммофона шпарит!

И до чего это доходит техника?!

Иногда очкастый разбирал приемник, рассказывал, как все это устроено, почему слышно, для чего привинчены разные части, а потом заставлял и Мишку и Костю по очереди собирать приемник.

А в полях шаталась засуха.

Однажды, когда было так жарко, душно и парно, что птицы даже падали без чувств и коровы жалобно мычали на сожженных пастбищах, когда все казалось дышало из последних сил, — в белом зное солнца вдруг потемнело и помутнело, словно кто-то кинул в него горстью золы, а вскоре где-то в вышине загремело, словно стая птиц захлопала железными крыльями.

Стало жутко и тихо.

Вдалеке за озером загрохотал гром. Ветер пролетел по дорогам, поднимая желтые столбы пыли. Над полями сверкнули зигзагами молнии и вдруг посыпались на землю одна за другой. Казалось небо хлестало землю огненным бичем.

И снова зарокотал гром.

Все закружилось, заклубилось, солнце погасло, какая-то муть разлилась над землей и разбушевалась такая гроза, что в клубившемся мраке лились лишь струи ослепительного света, гремели раскаты грома, шумел ливень и глухо стонали деревья и ветер.

Гроза продолжалась часа два. Колосья полегли. По дорогам потекли целые реки вспененной воды, и чуть только переставало на минуту и начинало проясняться, как тотчас снова раздавался гром, словно тысячи телег мчались по мерзлой земле, и снова лил дождь как из ведра.

Мамка зажгла перед иконами лампаду. Растрепанная и плачущая она упала на колени, истово крестила себя широким крестом беспрестанно шевеля бледными губами.

Встала на колени и бабка.

— Мать пресвятая богородица, пронеси напасть мимо нас грешных.

На бабку и мамку смотрел из угла бравый Буденный и как будто потихоньку молодецки закручивал ус.

Батька строгал что-то у печки, не поднимая головы от планки. Ребята, прижавшись друг к другу на полатях, смеялись над маленьким Шуркой, который раскидался от жары и громко сопел во сне носом.

— Во спит!

— А я тоже могу, — похвастался Костя, — я когда сплю, хоть по голове доской трескай, — все равно не проснусь!

— А ну, дай тресну, — лез Мишка.

Костя защищался.

— Пусти! Я ж, когда сплю, сказал!

— Я потихоньку тресну, — приставал Мишка.

— Уйди! Ой!

Бабка бросила молиться, схватила веник и шлепнула со всей силой веником Мишку по голове, а Костю по спине:

— Я вас чертяк… богу даже не дадут помолиться.

И встав рядом с мамкой на колени, начала снова бить поклоны.

— Бабка-то, — подмигнул Мишка, — думает, бог грозой распоряжается…

И торопливо зашептал Косте на ухо:

— От электричества все это. Учитель нам рассказывал. А бабка — старая дуреха. Ишь веником-то хлещет. Нашла себе по силе. Я вот ей, подожди, отмочу за это штуку.

И Мишка зашептал что-то совсем тихо.

Костя фыркнул от смеха.

— Эй, вы! — прикрикнул отец, — чего радуетесь? С голоду ж подохнете скоро!

Наконец гроза утихла.

На улице показались люди, некоторые бежали за огороды, сбивались в кучки.

— Конец нам! — вздыхали крестьяне.

— Все посекло!

— Ну, теперь ложись и помирай!

— Сначала подсушило, а теперь и обмолотило, — пытались шутить некоторые. Но было не до шуток.

Понурые и унылые крестьяне брели с полей. Силантий Воробьев шел по дороге, посеревший и сгорбившийся, кашлял и бормотал:

— Крышка! Конец теперь!

А на другой день уехал очкастый. Он был печальный и то и дело вздыхал:

— Ах, ребята, ребята! Вот ведь беда какая!

Но ребята не особенно унывали. Они хлопотали вокруг радио. Ползали по крыше, снимая антенну, завертывали приемник и наушник в газету и даже были немножко довольны тем, что очкастый уезжает, а радио переходит в их собственность.

Прощаясь очкастый расцеловал ребят и записал в маленькую книжку их фамилии.

После отъезда очкастого Мишка и Костя перетащили радиоприемник в свою избу.