Виталий Закруткин - Плавучая станица

Охотники вышли из засады. Подбежали загонщики. Увидев, что Груня, держа ружье за спиной, стоит одна в стороне, Архип Иванович ласково сказал огорченной девушке:

— Ты не жалкуй, Грунечка. Осечки бывают у самых первейших охотников. Вот и наш товарищ инспектор не ахти какой выстрел сделал, только подранил волчицу.

Он подмигнул Зубову:

— А?

— У меня не было крупной дроби, — поглядывая на Груню, горячо сказал Василий, — а с мелкой дробью что сделаешь?

Груня подняла глаза. Василий, играя ружейным ремнем, стоял рядом с ней в распахнутом полушубке, румяный, возбужденный, и она, встретив его взгляд, на этот раз не отвернулась, а засмеялась тихонько:

— Да-да, оправдывайтесь!

— Честное слово, — смущенно улыбаясь, развел руками Василий, — можете спросить у Степана…

Загонщики стащили убитых волков в одно место, закрыли их брезентом и вывели из дальних зарослей пару запряженных в широкие розвальни лошадей. Чуя волчий запах и кровь, рыжие жеребцы пугливо всхрапывали, пятились назад, злобно прижимали уши и, топчась на выбитом снегу, чуть не поломали дышло.

— Закройте им глаза! — закричал дед Малявочка.

Раскидывая здоровенными валенками снег, он подошел к лошадям, сдвинул их головы, придержал за уздечку, и загонщики взвалили волков на сани.

Раскормленные кони, скаля зубы, бились в мелкой дрожи, грызли удила и, кося глаза, приседали на задние ноги.

— Кто ж теперь поедет на энтих дьяволяках? — спросил Малявочка. — Они ж сани в щепки разнесут!

— Я сам поеду! — отозвался Архип Иванович.

Он сел впереди, взял пахнущие дегтем вожжи и повернулся к Василию и Груне:

— Ежели не боитесь, то усаживайтесь, да держитесь крепче. А хотите, дожидайтесь вторых саней, там будет спокойнее.

Груня исподлобья посмотрела на Зубова:

— Сядем?

— Конечно, сядем! — весело отозвался Василий.

Они уложили ружья и уселись в сани. Жеребцы бешено рванулись вперед и, не разбирая дороги, понеслись прямо по займищу. Зубов, придерживая девушку за талию, подвинулся ближе к ней.

— Давайте руку, а то упадете! — закричал он.

Она послушно подала ему руку и что-то сказала, но он не понял что.

— Я не слышу! — снова крикнул он.

Груня приблизила к нему лицо так, что прядь волос коснулась его щеки, и он увидел белые снежинки на ее темных ресницах.

— Я говорю, что у вас рука холодная!

— Перчатки в кармане, не могу вынуть! — отозвался он.

И она, доверчиво посмотрев на него, взяла его руку и накрыла своей маленькой теплой ладонью.

На заносах сани забрасывало то влево, то вправо, из-под конских копыт летели комья снега, и вокруг мелькали кусты татарника, деревья, придорожные столбы.

Архип Иванович довез Василия и Груню до правления, с трудом остановил жеребцов и сказал хрипло:

— Тут надо сойти, а то кони совсем ошалели.

Василий довел Груню до переулка и простился с ней у крайнего дома. Она несколько раз оглянулась, думая, что Зубов тоже оглянется, — ей почему-то очень хотелось, чтоб он оглянулся, — но он шел, закинув ружье за спину, посвистывая, и ни разу не посмотрел в ее сторону.

Придя домой, Груня положила на лавку ружье, сняла стеганку и сказала чинившему сапоги отцу:

— Видела нового инспектора.

Посасывая дратву, Прохоров вопросительно посмотрел на дочь:

— Ну и что?

— Не знаю, — задумчиво протянула Груня. — Вроде славный парень. Но уж больно молод. Вам не такого сюда надо. Такой ничего с вами не сделает, будет под вашу дудку плясать. Вы его быстро уходите! Оглянуться не успеет, а уж окажется в ваших лапках…

Прохоров жалобно сморщился:

— Чего ты мелешь, Грунюшка? Под какую дудку? В каких лапках? Чего тут, преступники сидят или кто?

Закашлявшись, Прохоров укоризненно покачал головой:

— Славный, говоришь? А мы вот намедни с Пишкой Талалаевым понесли ему для угощения десяток рыбцов, так, ты думаешь, он их сразу так и взял? Ни в какую! «У меня, говорит, на этот счет свои правила есть». Насилочку уговорили его взять.

Груня, расчесывая жестковатые волосы, взглянула в зеркало на отца и спросила тревожно:

— А все-таки взял?

— Взял, потому что Пишка зачал стыдить его: «Это, говорит, колхозники от чистого сердца вам передали, а вы, говорит, обижаете людей». Ну, человеку неловко стало, он махнул рукой: оставьте, дескать, но чтоб этого больше не было.

— Пес он, этот Пишка, — грубо сказала Груня, такой хоть к кому подъедет и вокруг пальца обведет. Его давно пора гнать из колхоза поганой метлой, а он в героях ходит, премии получает, фотографии его в газетах печатают.