Юрий Ефименко: Маленькая повесть о двоих

—◦Печка, да?

—◦Ты как же, человек?◦— удивился Плахин.◦— Полыхает кругом!

—◦А по воздуху, он не горит!

—◦У тебя же бензин!

—◦Отстань, дед! А что за бараны там работали,◦— кивнул он в сторону, откуда пришел.◦— Сухостой и всякие елки-палки пооставили. Факелы!

—◦А у вас-то как?◦— спросил Плахин.

—◦Танцы!

—◦А нам, думали, капут здесь!

—◦Все вы, праведники: чуть что — сразу капут!.. Мелихов прислал. Ну-ка давай! Вот эти начнем!

—◦Да ты уходи,◦— забеспокоился Плахин.◦— У тебя бачок ахнет, всем нам преисподня!

—◦Там еще подошли, преисподня!◦— не терял времени Тришкин.◦— Целая рота!.. На огонь толкайте! Дед, помогай! Да не палкой — руками! Дави! Через порубку не пустим!

Умелый этот рыжий парень: движение лепит к движению точно и с силой, со злостью работает, без чего сейчас нельзя. Понимать и подхватывать друг друга Сергей с Тришкиным стали тотчас, но в глаза смотреть избегали, мельком пронесется взгляд — не больше.

Новый отряд, виденный Тришкиным, пробивался к ним. Огромные, веселые люди, совершенно не уставшие — может быть, только что из города,◦— навалились на огонь с медвежьей нахрапистостью. Им было все нипочем, точно заговорены от ожогов и жары. Они казались огромными от дыма и марева. Но работали так, будто настоящие великаны. Подгоняли один другого и посмеивались.

—◦Эй вы!◦— кричали они.◦— Справимся без вашего! От вас одни скелеты остались!..

Собирались возле Мелихова. Он сидел разутый, рассматривал сапоги. Подходивших встречал:

—◦Живой? Ну, а развернись! Штаны поберег бы — как по улице пойдешь?

Считали дыры, хохотали над спаленными бровями, над своими потными, грязными лицами, припоминали, кто и как пострадал, чтобы опять посмеяться. Советовали, как лучше ожоги залечивать.

Тришкин сидел на отшибе, отмалчивался, и если его донимали, отвечал лениво и коротко:

—◦Занят — отдыхаю!

Готовились обратно, в лагерь. Перед тем как тронуться, Мелихов подозвал Сергея, а следом Тришкина:

—◦Ребята, вы у нас помоложе — решили, вам оставаться. Подежурите час-другой. Все спокойно — возвращайтесь без задержек. Тут еще будет народ. А без вас домой не двинемся, помните. Вот ракеты. Зашевелится паче чаяния огонь — дадите знать. Дорогу запомните — по нашей тропе. Протопчем вам. Шахтеры своих тоже оставляют, потрепитесь с ними. Тришкин, ты — за старшего, головой отвечаешь. Не спинным, слышишь, мозгом!

Некоторое время они с Тришкиным ходили по пепелищу, затаптывали, забрасывали землей дымки. Все делали медленно и с усилием: как только свои ушли, будто кто последние силы отнял. Не разговаривали.

—◦Ну его — дежурить! Само догорит!◦— сказал наконец Тришкин.◦— Кончился я! Энергетический кризис!

—◦Передохни. Я пока один…

—◦Как знаешь. А, не валяй дурака! Перекурим. Все равно ждать!

Отсиживались минут пятнадцать без движений. Тришкин вытряхнул из пачки сигарету, закурил.

—◦Последняя. Оставить курнуть?

—◦Не курю.

—◦Ну конечно!.. Слушай: не растащи народ нас, я бы тебя зашиб.

—◦Я тоже не пугал.

—◦Смотри-ка, враги, выходит?

—◦Нет,◦— вздохнул Сергей.◦— Понимаешь, нет.

—◦Чего же — нет? Ясно!

—◦Ну хорошо,◦— попробовал объяснить Сергей.◦— Если тебя целиком взять: ты мне не враг. Ну что ты: акула империализма? Агент ЦРУ? А вот отдельное у тебя кое-что: это мне враг. Как хочешь, так и понимай.

Сергей впервые открыл, что от великой усталости, оказывается, и думать нелегко: каждую мысль, как на веревках, наверх тянешь. А тут еще: говорили они с Тришкиным, пожалуй, на разных языках.

—◦Хочешь стихотворение послушать? Мне его прислали. Девчонка написала. Наверное, поэтесса будет.

—◦А что — слушать легче,◦— вытянулся Тришкин.◦— Давай.

—◦Сейчас. Вспомню хорошо… Встаньте, мушкетеры! Встаньте, рыцари! Встаньте на рапирах тонких биться! Побеждать ликующее зло. Встаньте в восемнадцать, встаньте в тридцать! Все, кому хоть раз не повезло. Встаньте, мушкетеры! Поднимитесь! Всех своей победой удивите. Возродитесь снова, возвратитесь! Вам еще есть столько разных дел. Мальчики! Да что же вы? Да где вы? Встаньте, поднимитесь справа, слева. Д'Артаньян в сраженьях поседел. Он устал, истрепаны страницы. Трудно в одиночку долго биться. Встаньте, мушкетеры! Встаньте, рыцари! Он докончить много не успел. Поднимитесь и поспорьте с веком. В нем несправедливость все жива. А мне говорят со смехом: кому такие слова? Понимаешь, некому…

Неизвестно, слушал ли Тришкин — смотрел в небо, морщился: то ли болело что-нибудь, то ли о своем думал.