Александр Розен - Почти вся жизнь

Фрол Иванович Томилин до революции много лет прослужил на флоте матросом. На Украину он впервые попал в гражданскую войну. Не то петлюровцы, не то махновцы бесчинствовали тогда в Борках, и Красная Армия освободила село. Здесь, в Борках, старый матрос женился. Ему было сорок, ей двадцать, но разница в возрасте не помешала любви. После гражданской войны Томилин вернулся в Борки и «сел на землю». Его счастье было коротким: через год жена умерла от родов. Томилин едва перенес горе и остался жить только ради сына.

Фрол Иванович показал мне фотографию Алеши Томилина. От отца он унаследовал открытый лоб, сильный подбородок и твердый взгляд.

Фотография была помечена сорок первым годом, а в январе сорок четвертого Алеша Томилин погиб под Ленинградом.

В этот день Фрол Иванович стал стариком. Он разом согнулся и одряхлел. Люди возвращались в родные места, брались за землю, строились. Томилин бесцельно бродил вокруг бывшего своего дома, превращенного фашистами в пепел, спал на обожженной земле, в воздухе он слышал только холодную гарь. Соседи боялись за его рассудок. Томилина считали потерянным человеком.

Весной сорок пятого Фрол Иванович случайно заметил, что на его земле взялся в рост черенок тополя. Сначала Томилин отнесся к этому с обычным равнодушием, но потом внимательно осмотрел слабую, но упрямую веточку. Вокруг валялись пустые консервные банки, стреляные гильзы. Он сгреб все это в кучу, а потом вывез на свалку. И уже на следующее утро взялся за расчистку сада. И чтобы мальчишки не могли вытоптать едва заметное дерево, поставил изгородь.

Томилин терпеливо ухаживал за молодым тополем. За год он вымахал больше метра, а в следующий год еще на метр. И чем дальше, тем больше становился непохожим на своих южных братьев.

Мы подошли к дереву. Да, это был наш северный тополь. Старик ласково дотронулся до тонкой гибкой ветки.

— Ему семь лет, — сказал Фрол Иванович. — Он начался, когда Алеши не стало.

Я понял Томилина, но промолчал; я не люблю суеверий и рожденных ими легенд, а старик, видимо, был под влиянием сильного, но чуждого мне чувства.

Пронесся ветерок, на шляхе зашумели деревья, им негромко ответил томилинский тополь. Фрол Иванович отпустил ветку.

Прошел год, и я почти забыл эту встречу. Новый случай заставил меня вспомнить о Томилине.

Я работал корреспондентом «Огонька», много ездил по стране и в Новинске познакомился с учителем литературы Павлом Николаевичем Шестаковым и с его женой Анастасией Павловной.

Шестаков воевал на Ленинградском фронте, и как раз в тех местах, где мне слишком часто приходилось бывать, — в Пулкове. Его часть стояла у подножия холма, где находился до войны и где посейчас находится знаменитый Пулковский питомник.

В сорок третьем году Шестаков был тяжело ранен, эвакуирован в родной Новинск и, что называется, чудом выжил.

— Уже и она перестала надеяться, — сказал Шестаков, взглянув на жену.

Анастасия Павловна нахмурилась:

— Что было, то прошло. Зря себя тревожишь…

Шестаков, тоже нахмуренный, подошел к окну, а я встал рядом и, думая о прошлом, молча смотрел на зеленый двор.

— Это все наши юннаты стараются, — сказал Шестаков. — И деревья, и цветы — их рук дело. А вот этот тополек посадил мой сын. Взгляните, вот это деревцо, так сказать военное. Пулковский тополь…

— Пулковский?..

— Пулковский. Над самой нашей землянкой рос точно такой тополек. И когда меня ранило, я попросил — уже меня на носилки положили — попросил обломить для меня черенок. Очнулся в госпитале и вижу: на тумбочке стакан с водой, а в нем черенок. Спросил сестру, она говорит: «Черенок из вашего вещмешка. Выбросить?» — «Что вы, не надо, пусть стоит…» Уже и кожица стала розовой, почки набухли. Нет, думаю, не увидеть мне, как зелень пойдет… А может быть, думаю, все-таки увижу? Хорошо бы дожить. Врачи потом говорили: самовнушение, гипноз и всякое такое… Но вот лопнули почки, зелень появилась… А может быть, я и до корешков доживу?.. Видели вы, как на стебельке твердые пупырышки появляются, а потом, к теплу, белые ниточки — корешки? Очень хотелось мне на них взглянуть. А как-то раз сын меня навещал и говорит: «Папа, а ведь твой черенок пора в землю сажать!» — «И верно, пора. Только смотри, сынок, следи за ним, ухаживай». А он: «Мама, верно у нашего папки голос потверже стал?..»

— Ну и что же дальше? — спросил я нетерпеливо.

— Ну, а дальше что ж? Поправился. Для армии не годен… Снова начал учительствовать.