Александр Розен - Почти вся жизнь

— Да, плохо, плохо, — задумчиво сказал Федор Федорович. — Очень плохо. А ты подумал, что дело-то костоломное… а?

— Риск, — согласился Виктор. — Ну, а у вас, у монтажников… Сами говорили: одно неосторожное движение…

— Нашел с кем равнять!

Николай Алексеевич тяжело переживал дядин приезд.

— Куда они пошли? — с тревогой спрашивал он. — Почему вы меня не предупредили?

— Николай Алексеевич, дорогуша, ну что вы расстраиваетесь? — говорила Валя. — Ну родственник приехал, ну посидеть пошли, ну старик — может, он по сто грамм привык…

Весь день Николай Алексеевич был сам не свой. Маньковскому наконец стало его жаль.

— Я вам скажу по-дружески, хотите верьте, хотите нет: я очень уважаю Виктора, но если надо… я хочу сказать — можно найти еще желающих делать вертикальную стенку.

Он бы с удовольствием развил эту тему, но Николай Алексеевич махнул рукой:

— Нет, Маньковский, по второму заходу такие вещи не делаются.

Домой Николай Алексеевич пришел поздно ночью. Виктор уже спал. На столе лежал «Огонек» и записка:

«Н. А.! Все решил, кроме небесного тела из семи букв. Приносили телеграмму из управления, распечатанную, но не оставили. Просят сообщить, когда просмотр номера. Хорошо бы еще недельки две поднажать. Спокойной ночи. В.».

Николай Алексеевич глубоко вздохнул, сел за стол, перечел записку и вдруг почувствовал ужасную усталость. «Прав Маньковский, не берегу себя», — подумал он, с нежностью глядя на небесное тело из семи букв.

Перед сном он оставил Виктору записку: «Не буди меня, устал, хочу отдохнуть. Ответ — планета. Просмотр — через две недели».

Сутки они отдыхали, потом начались «часы пик». В двух неделях было всего только четырнадцать дней.

А Федор Федорович сдержал слово и действительно нажаловался. Он не знал, куда писать по такому поводу, и написал в облоно. Оттуда приехала комиссия: пожилая дама, специалистка по обучению дошкольников немецкому языку, и какой-то бравый мужчина с кубанскими усами, оказавшийся заведующим методкабинетом. Узнав о том, что Виктор совершеннолетний, члены комиссии только плечами пожали и, посмотрев мотогонки по вертикальной стене, с достоинством удалились.

— Помилуйте, — говорил Маньковский. — Мы люди советские, не компрачикосы…

Просмотр нового номера, к которому все так тщательно готовились, продолжался всего семь минут. Из управления приехали два представителя — старый и молодой, похожие друг на друга, как отец и сын. Этого сходства они достигли благодаря совершенно одинаковому выражению на лицах: «Все знаем, все видели, ничем не удивите». Гонки двух мотоциклов по вертикальной стене они смотрели с таким видом, словно им показывали игру в серсо.

После просмотра оба долго молчали, потом младший спросил:

— Вы здесь кипяченую воду пьете или сырую?

Николай Алексеевич смутился: вода в бачке была тепловатая, невкусная.

— Воду надо пить сырую, — сказал старший, — она полезнее.

С полчаса они оживленно говорили на бактериологические темы, потом разговор перешел на темы транспорта: как добираться домой — сушей, водой или воздухом. Решили, что удобнее всего пароходом. И кормят там прилично. Маньковский засуетился, подал им плащи с погончиками типа «Монтгомери у Тобрука».

— Позвольте, товарищи, а как же все-таки наш просмотр… я что-то не понимаю, — сказал Николай Алексеевич.

Оба разом недоумевающе взглянули на гонщика, потом друг на друга.

— Оформим, оформим, — сказал старый.

— Оформим, — подтвердил молодой.

— Но ваше мнение и все прочее?

— Так что ж, по-моему, чистенько, — сказал молодой.

— Чистенько, чистенько, — подтвердил старый.

Николай Алексеевич проводил их на пароход. Он успел шепнуть Маньковскому, что надо будет собраться вечером на поплавке, часиков в десять.

— Вы, Валя, Виктор и Люба, и пригласите, пожалуйста, Казанцева-Волжского, хорошо бы вместе с той актрисой, Лидией Павловной.

Унылые лица обоих Монтгомери так и не смогли испортить его настроения. Все-таки наступил желанный финиш. Конечно, было бы лучше, если бы эти двое поздравили бы его и Виктора и что-нибудь бы сказали, ну, что-нибудь о работе с молодыми кадрами или что от номера «дух захватывает»…

До самой реки они оживленно обсуждали меню обеда и только с палубы помахали Николаю Алексеевичу.

— Продолжайте работать, товарищ Сыромятников! — сказал Монтгомери-старший.

— Продолжайте, продолжайте, — подтвердил Монтгомери-сын.