Он догнал полк в маленькой деревушке южнее Гатчины. Прибыло пополнение. Бойцов распределяли по дивизионам и батареям. Новиков нашел избу, в которой остановился командир полка. Адъютант Макеева попросил его обождать — подполковник занят.
В узких сенях Новиков присел на колченогую табуретку. В соседней комнате негромко разговаривали:
— Капитан Измайлов Илларион Николаевич?
— Так точно.
— Год рождения?
— Тысяча девятьсот девятнадцатый.
— Образование?
— Ленинградское артиллерийское училище.
— Партийность?
— Член партии с сентября сорок первого года.
— На какую должность прибыли?
— На должность командира первого дивизиона.
Минутное молчание. Затем Макеев спросил:
— Вам известно, кто командовал первым дивизионом?
— Никак нет.
— Дивизионом командовал капитан Ларин. Я хочу вам о нем рассказать.
1946
Днем Кудрявцева вызвал заведующий экскурсионным бюро:
— Вот что, Коля: в Сталинград приехал замечательный человек. Вы, наверное, о нем слыхали — Герой Советского Союза Нерчин.
— Слыхал, конечно… Где он остановился?
— Не знаю. Он был у нас и записался на экскурсию. Тема ваша: исторические места боев. Поедете, как всегда, с нашим катером по Волге, от местной пристани до гидростроевского поселка. Хорошенько подготовьтесь, и в добрый час!
Кудрявцев был озабочен. Дома он заперся у себя в комнате, сел за стол, вынул из ящика чистый лист бумаги и четким почерком написал: «План проведения экскурсии».
Прошло два часа. Пепельница завалена окурками, на столе, на подоконнике, на кровати разбросаны книги, рукописи, вырезки из журналов и газет, но на листе, озаглавленном «План проведения экскурсии», не прибавилось ни строчки.
И в сотый раз за сегодняшний вечер Кудрявцев спрашивал себя: как рассказать о Сталинградской битве ее герою?
В Сталинград Кудрявцев приехал три месяца тому назад из Москвы, где учился на историческом факультете. Здесь он должен был закончить свою дипломную работу, посвященную Сталинградской битве.
Он тщательно изучал материалы в Музее обороны, познакомился со многими участниками боев, кропотливо восстанавливал эпизоды прошлого, связывая их в одну неразрывную цепочку.
Вскоре после приезда Кудрявцева пригласили работать в городское экскурсионное бюро.
— Дело у нас живое, да и материально вам будет легче… — говорил заведующий, бывший танкист.
Кудрявцев решил: «Попробую», — потом втянулся и полюбил новое для него дело.
И скольким же людям показал он за это время Сталинград! Ленинградские металлисты и румынские крестьяне, колхозники с Алтая и ткачи из Иванова, лесорубы из Архангельска, электрики из Москвы… Но никогда еще за время своей работы в Сталинграде Кудрявцев не испытывал такого затруднения, как сегодня.
Он знал о событиях, связанных с именем Нерчина. Осенью сорок второго сержант Нерчин командовал отделением в роте лейтенанта Трофимова. Долгое время эта рота сдерживала натиск крупного фашистского соединения, пытавшегося прорваться к Волге. Бон на Продольной улице, которую обороняла рота, отличались особенной ожесточенностью. К Волге фашисты не прошли. Из всей роты героев остался жив только Нерчин. Тяжело раненный, он был эвакуирован в тыл на левый берег и после пяти месяцев госпиталя вернулся в строй.
О боях на Продольной улице Кудрявцев ежедневно рассказывал экскурсантам. Но как рассказать о Сталинградской битве ее герою?..
Он закрыл большую кожаную тетрадь для записей и уже хотел спрятать ее в стол, как в дверь постучали.
— Войдите, — крикнул Кудрявцев и, подойдя к двери, открыл ее.
На пороге комнаты стоял военный в форме майора с Золотой Звездой на груди.
— Прошу извинить за беспокойство. Товарищ Кудрявцев?
— Да, это я…
— Разрешите представиться — Нерчин.
Кудрявцев был так удивлен, что почти минута прошла в полном молчании.
— Садитесь, пожалуйста, — сказал наконец Кудрявцев и подал стул.
Майор молча сел, видимо тоже не зная, как начать разговор.
На вид Нерчину было года тридцать два — тридцать три. Был он невысокого роста, широкоплечий, с лицом немного полноватым, но очень свежим. Яркий румянец на щеках, спокойный, ровный взгляд… Все это создавало убедительное впечатление здоровья и силы.
Читать дальше