Марк Максим - Шах и мат

Мистер Хорлэй снова поглядел на управляющего, пососал сигару и сказал внушительно:

– Покажите списки служащих на заводе № 14.

Книга списков показалась из портфеля управляющего и была положена на стол перед миллиардером.

Глаза Акулы Хорлэя медленно просматривали списки рабочих, при этом он постукивал слегка рукой по столу. Затем спросил скрипучим голосом:

– Кроме Хэллтона и Кэлли кто у вас на подозрении как неблагонадежный?

Управляющий торопливо начал:

– Прошу прощения, сэр…

Он был прерван в самом начале:

– Короче.

Управляющий торопливо сказал:

– Мы уволили согласно распоряжению все неблагонадежные элементы. Подозреваемые в сочувствии коммунизму занесены в черные списки. В расчетных книгах сказано, что они не рекомендуются для работы на каком-либо другом заводе в Америке.

Палец миллиардера остановился на одном имени.

– Почему была уволена вот эта мисс… как ее… конторщица Мэри Браун?

Лицо управляющего снова приобрело пурпурный оттенок заката солнца, а затем побледнело:

– За дерзость, сэр, за неисполнение приказаний.

– Так. А вот этот рабочий, как его… с иностранной фамилией.

– Он выразил, сэр, сочувствие русским рабочим и их методам…

Управляющий вновь был прерван мановением пальцев.

– Хорошо, хорошо, достаточно… Назовите мне подозрительных рабочих и живее. Не пытайтесь уговорить меня, что у вас на заводе исключительно кроткие овечки.

Управляющий поднял глаза к потолку… Он подумал и вспомнил, что уловил еще вчера насмешливый взгляд негодяя из котельного цеха. И этот взгляд относился определенно к его, управляющего, личности.

– Том Грэди, сэр, – сказал он без заминки.

– Возраст?

– 32 года.

– Время службы?

– Два года.

– Откуда?

– Миссисипи сэр. Работал на плантациях и…

– Довольно. Вы можете идти.

Управляющий повернулся, но был вновь остановлен.

– Вы знаете мой принцип?

– Я, сэр…

– Довольно. Я могу изложить его в двух словах: «Одной или двумя, или тысячью жизней больше или меньше – неважно, важен дивиденд».

– О, сэр…

– Довольно. Вы можете идти.

За дверью управляющий вытер пот со лба с помощью довольно подозрительного платка и сказал самому себе:

– Я питаю уважение к личности столь всемогущей, как мистер Хорлэй. Когда я подумаю, что у него в распоряжении столько денег, сколько не было у моих предков за тысячу лет – я проникаюсь еще большим уважением. Но…

Управляющий поднял палец и показал его самому себе:

– Имя, данное ему, не напрасно дано: «Акула». Лучше нельзя было бы его окрестить, если даже над этим ломали бы головы все президенты, начиная с Вашингтона.

Он покачал головой и пошел к выходу. Голова его продолжала покачиваться: управляющий размышлял, ибо в свободное от надзора время он любил пофилософствовать. Во все остальное время он наблюдал за рабочими и почитал хозяев.

Изречение, столько поразившее управляющего, не было единственным изречением мистера Хорлэя. Акула Хорлэй был человеком одаренным и четверть часа спустя он изрек второе:

– Убийцу найти легче, чем это кажется сыскному отделению Нью-Йорка, – сказал Акула Хорлэй человеку средних лет со странными глазами, из которых один был серый, другой карий, а оба вместе носили выражение такого беспримерного плутовства, что при одном взгляде этих разноцветных глаз люди хватались за боковой карман в полной уверенности, что он вырезан, а содержимое похищено.

Человек кивнул головой: он вполне понимал изречение.

Миллиардер перегнулся через стол:

– Рабочий с завода № 14 Том Грэди. Примите меры и научите этих дураков из сыскного с их идиотскими собаками.

Карий глаз несколько прищурился в то время, как серый с ясным и невинным выражением смотрел на мистера Хорлэя. Мистер Хорлэй привык понимать без слов: он выписал чек, показал его через стол человеку с разноцветными глазами и, подписав, передал.

Участь рабочего Тома Грэди была решена двумя людьми и одним чеком на предъявителя в Сити-Банк, коммерческий отдел, комната № 143.

Том Грэди стал в течение одного дня популярней в Америке, чем Вильсон, Чарли Чаплин и Мэри Пикфорд. Его имя тысячу раз повторяли газеты. Гарри Стоун сбился с ног, принимая меры к доставке интервью с Томом Грэди, жена и дочь Томаса Грэди были сфотографированы тысячу двести раз, а сам Том Грэди стал героем дня. «Убийца Хорлэя» – этот заголовок не сходил со страниц желтой прессы Америки.