Первоначальное намерение остаться на весь день в яранге и поберечь силы для ночи Пины оставил и решил пойти в тундру и поставить песцовые ловушки.
Едва он скрылся за холмами, Тин-Тин стянула с яранги нарту и, положив на нее припасенные лакомые куски нерпы, отправилась к пещере.
Гойгой еще издали услышал ее приближение.
— Я тебя ждал всю ночь.
— А я не спала всю ночь… Все думала о тебе, — задыхаясь ответила Тин-Тин. — Едва дождалась, когда он уйдет…
— Кто? — встрепенулся Гойгой.
— Пины.
— Разве ты осталась у него жить?
Тин-Тин смутилась, опустила глаза.
— Почему никто из братьев не взял тебя?
— Потому что надеялись на твое возвращение, — ответила Тин-Тин.
— И сейчас еще ждут? — со вспыхнувшей надеждой спросил Гойгой и невольно дотронулся до своего заросшего лица.
— Нет, — вздохнула Тин-Тин. — Кэу совершил обряд вопрошания, и ты не возразил, когда он сказал, что Пины хочет меня взять…
— Как Пины? — удивился Гойгой. — По обычаю ты должна перейти к Кэу.
— У Пины Аяна бездетна…
Будто чья-то неведомая сила вымела воздух из пещеры, и нечем стало дышать. Гойгой широко раскрывал рот и чувствовал, как сжимается горло и сердце обливается вырвавшейся из сосудов горячей кровью.
— Как же так? — шептал он хрипло. — Как же так?.. Как же мне быть?
Он подполз к входу в пещеру, и Тин-Тин бросилась к нему с плачем:
— Не надо туда ходить, Гойгой. Они убьют тебя, потому что ты для них больше не человек… Ты — тэрыкы! Не ходи!
Гойгой прижал к себе плачущую женщину, погладил шерстистой рукой по волосам и стал уговаривать:
— Я не пойду… Не надо плакать, не бойся. Я так легко не дамся. Ты теперь со мной…
— Мы убежим с тобой в тундру и начнем новую жизнь, — говорила сквозь слезы Тин-Тин. — Мы зачнем новую породу людей, которые не боятся холода и дрейфующих льдов… Построим свою ярангу…
Гойгой слушал женщину и дивился ее мудрости. Мысленно он соглашался с ней. В этой безысходности был только один путь — уйти подальше от людей, не попадаться на глаза и попробовать жить самим… Ведь кто-то начинал первым… Был такой — Рэу, что стал человеком ради жизни с любимой. Может, потом Гойгой снова обратится в человека?
Ему показалось, что впереди, в темноте грядущего, мелькнул светлый луч надежды. Это вернуло его рассудку трезвость, и он сказал Тин-Тин:
— Не будем торопиться… Надо выбрать такое время, чтобы мы смогли уйти незамеченными. Я могу выдержать холод, пургу, голодать по многу дней, а ты не можешь… Поэтому надо запастись теплой одеждой и пищей на первое время. А потом сами добудем все нужное. Нас двое, мы вместе!
Просветленная и обрадованная возвращалась Тин-Тин в ярангу.
Если в темной зимней ночи
Вдруг сверкнет впереди огонек —
Знай: то утро идет со звоном лучей.
Если в снежной пурге
Вдруг мелькнет неба чистый клочок —
Это идет тишина и покой…
Из самой страшной дали
Ты придешь наконец к очагу,
Что зажгла я в яранге,
Ожидая тебя.
Вместе со мной благодарность воздай
Ты Надежде,
Что вела нас друг к другу.
Она быстро вошла в ярангу и увидела перед собой улыбающееся и торжествующее лицо Пины.
— Хорошую песню поешь, — сказал он Тин-Тин.
Словно плеснули на огонек холодной водой, сильным порывом ветра задули пламя: Тин-Тин потупила взор и прошла мимо Пины, пряча свое горе, так быстро сменившее радость.
Пины посмотрел вслед вожделенной женщине и подумал про себя: мудрость обычаев всегда оборачивается благом для того, кто свято соблюдает их.
Если, долгою жаждой томим,
Наконец ты прильнешь к ручью,
Если, мучимый голодом,
Ты придешь к долгожданной трапезе,
Обессиленный бодрствованием,
Ляжешь на мягкие шкуры, —
Ты получишь блаженство
Сладкое и большее, нежели
Утоление желаний тотчас,
Как подумал о них.
Пины пел хрипло, без переливов в голосе, но в его словах чувствовалась сила пережитого, и Тин-Тин, вслушиваясь, ощутила приближение холода.
Гойгой не мог долго оставаться в пещере. Каменные стены давили, а мысль о будущем звала на простор, глаза искали далекий излом горизонта, где в горных долинах можно было надежно спрятаться от людей.
Мимо пробежал песец, и Гойгой подумал, что он сейчас ближе к звериному роду, чем к людям, и полярный волк ему больше брат, чем те, кто сейчас готовится к вечерней трапезе в стойбище, восседает у костра в ожидании еды.
Он мысленно представил себе Пины, вспомнил его лицо до мельчайших подробностей, чувствуя, как откуда-то снизу поднимается к сердцу, к голове темная волна ненависти. Бедная Тин-Тин!.. Где те боги, что управляют справедливостью? Разве они не видят, как страдает молодое сердце, как оно болит в предчувствии невыносимого страдания?
Читать дальше